» опубликовал его первые работы - несколько рецензий на новые книги по отечественной и зарубежной истории. После окончания учёбы остался в университете «для приготовления к профессорскому званию» сразу на двух кафедрах - русской и всеобщей истории. В 1891- работал в учебных заведениях и просветительских организациях Москвы. В частности, он заведовал семинарской библиотекой в Московском университете, читал лекции на женских Московских педагогических курсах и преподавал в средних учебных заведениях, параллельно готовясь к защите магистерской (кандидатской) диссертации.
Эволюция взглядов историка была сложной и противоречивой. Первоначально находился под влиянием историографических концепций Василия Осиповича Ключевского и Павла Гавриловича Виноградова , бывших его университетскими руководителями и предоставившими ему серьёзную научную подготовку. С изучал творчество основоположников и интерпретаторов марксизма . К марксизму впервые обратился в форме «легального марксизма», распространяемого Михаилом Ивановичем Туган-Барановским , Петром Бернгардовичем Струве , Сергеем Николаевичем Булгаковым и другими либеральными интеллигентами . Такая интерпретация марксизма нашла отображение в первых исторических трудах Покровского «Отражение экономического быта в „Русской Правде “» (), «Хозяйственная жизнь Западной Европы в конце средних веков » () и «Местное самоуправление в Древней Руси » (), а также в его первом фундаментальном сочинении «Русская история с древнейших времен до смутного времени» (1896-1899).
Покровский был одним из организаторов Социалистической (1918, с - Коммунистической) академии, Государственного учёного совета (), (). В различные годы был председателем президиума Коммунистической академии, ректором Института красной профессуры (с 1921), председателем Общества историков-марксистов (с ), заведующего Центрархивом (с ) и возглавлял ряд других организаций в сфере науки и идеологии. Кроме того, он являлся редактором исторических журналов «Красный архив», «Историк-марксист», «Борьба классов» и членом Главной редакции БСЭ ; активно участвовал в деятельности Истпарта, Института Ленина и множества других научных учреждений.
М. Н. Покровский был инициатором чисток в академии наук и так называемого "Академического дела", когда органами ОГПУ была арестована большая группа учёных-историков: "Надо переходить в наступление на всех научных фронтах. Период мирного сожительства с наукой буржуазной изжит до конца".
Покровский активно развивал и внедрял идею единой трудовой школы и всеобщего образования, прямо руководя процессами культурной революции, создания рабфаков и ликвидации безграмотности среди населения старше 25 лет. В мае 1918 Покровский был назначен членом правительства, заместителем наркома просвещения РСФСР. С его именем связаны мероприятия по реорганизации высшей школы на коммунистических началах, организации новых научных учреждений, архивного, музейного, библиотечного дела. В частности, под его началом были национализированы и систематизированы библиотечные, архивные и музейные фонды, издавались архивные материалы (в особенности связанные с революционным движением), введена новая орфография, приняты и внедрены декреты об охране памятников искусства и старины. Преследуя цель воспитать новую, советскую, интеллигенцию, он проводил жёсткую и прямолинейную линию по отстранению старой профессуры от преподавания, созданию привилегированных условий для приёма в высшие учебные заведения рабочей молодежи и сокращению автономии университетов, чем создал предпосылки для установления в общественных науках монополии коммунистической идеологии.
Под выдвинутой им парадигмой «милитаризации » высшего образования Покровский понимал преодоление отчуждения науки и образования от непосредственного производства, что позволило бы поставить их на решение конкретных задач Советского государства. Крылатая фраза Покровского «История есть политика , опрокинутая в прошлое» также акцентировала внимание на практическом значении истории, необходимости обращаться к тематике, могущей быть ценной для текущих общественных потребностей. По этой причине он предлагал интегрировать школьный курс истории в курс обществоведения. С другой стороны, такой подход Покровского, особенно учитывая то, что его взгляды приравнивались к официальным и не поддавались критике, давал основания для обвинений в односторонности, тенденциозности и пренебрежении исторических событий в пользу современных проблем.
Покровский отмечал несамостоятельность государственных деятелей русской истории: цари, их приближённые, чиновники и военачальники объективно были инструментами влиятельных социальных сил, проводя в жизнь интересы «торгового капитала», агентами которого они являлись. Так, в отношении самодержавия он использовал меткое выражение «торговый капитал в шапке Мономаха », отвергнув господствовавшую традицию рассматривать русскую историю по периодам правления того или иного царя или князя. Согласно Покровскому, хотя могущество «торгового капитала» достигло апогея в XIX веке, когда он стал доминирующей силой на европейских просторах. Однако тогда же в России медленными темпами начинает развиваться индустриальное производство, и на арену межклассового противостояния выходит связанный с ним «промышленный капитал», вступивший в конкурентную борьбу с «торговым капиталом», которая закончилась победой первого лишь в начале XX века. Гегемоном в политической и общественной жизни промышленная буржуазия становится лишь в период после Февральской революции, с февраля по октябрь 1917.
Для трудов Покровского свойственны интернационализм и обличение имперских и шовинистических стереотипов , распространённых в русской исторической науке, в частности, утверждения о «несамостоятельности» и «культурной отсталости» угнетённых Российской империей народов. Стремясь обличить внешнюю и внутреннюю политику правящих классов, Покровский делал ударение на негативных аспектах русской истории, ранее замалчивавшихся. Он указывал на классовое угнетение, агрессии и завоевательные войны царизма, ограбление им порабощённых народов, технологическую отсталость. Его отношения к царизму, дворянству, купечеству и буржуазии было преимущественно критичным. Важное место в творчестве Покровского занимает разоблачение откровенно апологетических представлений о традиционных «героях» русской историографии. Монархи, полководцы, государственные и церковные деятели, дипломаты предстают в работах советского историка в совершенно ином свете - как эгоистические, жестокие, ограниченные, невежественные личности. Для достижения максимального эффекта представители правящих классов и руководители обличались при помощи сатиры, иронии и гротеска.
Острота теоретического противостояния с традиционной русской и западной немарксистской историографией, сложившегося вокруг развития и отстаивания Покровским принципов исторического материализма и классовой борьбы, требовали полемической остроты его работ, что вызвало ряд неоднозначностей.При этом Покровский предостерегал от грубых исторических аналогий. Многие историки подвергались осмеянию со стороны Покровского, в частности, за уподобление князей удельной Руси абсолютным монархам, Земского Собора буржуазному парламену, а воззрений членов Верховного тайного совета идеологии "левых" земцев конца XIX века. Учитывая критику со стороны других марксистских историков, в последние годы жизни Покровский признал некоторые недостатки исторических взглядов, изложенных в прежних работах, и попытался их усовершенствовать. В монографии «О русском феодализме, происхождении и характере самодержавия» () он отказался от своего первоначального понимания «экономического материализма», выражавшегося в недооценке сферы производства и гиперболизации сферы обращения. Также он пересмотрел свои оценки народничества , Русской революции 1905-1907, ограниченную интерпретацию империализма в качестве только завоевательной политики, а также отошёл от тенденции к модернизации истории (в частности, признал несостоятельным свой тезис о буржуазном характере Пугачёвского восстания). Февральскую революцию 1917 он перестал называть началом социалистической революции, согласившись с определением её как буржуазно-демократической. В итоге, продолжая отмечать важность торгового капитала в становлении капитализма в России, Покровский прекратил использовать словосочетание «торговый капитализм», признавал, что царский абсолютизм был орудием не только торгового капитала и призвал уделить больше внимания творческой роли народных масс в историческом процессе.
Специалист в области истории развития общества и хозяйства России с древнейших времен, Покровский неоднократно представлял советскую науку на международных конгрессах и конференциях историков. С 1929 - академик АН СССР. Неоднократно избирался в состав ВЦИК и ЦИК СССР . Присутствовал на XVI съезде ВКП (б) , на котором был избран в состав Президиума ЦКК ВКП (б).
Объясняя схематичность и противоречивость некоторых своих концепций, Михаил Николаевич Покровский писал: «Историки следующего поколения… сумеют, вероятно, понять и объяснить историческую неизбежность этих противоречий… Они признают, что уж кому-кому, а нам, работавшим в сверхдьявольской обстановке, нельзя ставить всякое лыко в строку… что, благодаря нам, им есть с чего начать». Тем не менее, надежды Покровского на дальнейшее развитие предложенных им исторических методов были перечёркнуты распространявшимся с середины 30-ых годов субъективными тенденциозными оценками его наследия. Посмертно в адрес Покровского были выдвинуты политические, околонаучные и научные обвинения в «вульгарном социологизме», «антимарксизме», «антипатриотизме» и «очернительстве истории России» причём теоретические претензии (за преувеличение роли торгового капитала в развитии царской России) отодвигались на задний план политическими обвинениями.
Беспрецедентная по своим масштабам кампания уничтожающей критики взглядов покойного учёного была начата в . В условиях уничтожения оппозиции и установления собственной безраздельной личной власти Сталину было удобнее опереться на опыт имперской государственности, чем на идеалы русской революции. Новая этатистско-патриотическая концепция истории, утверждаемая генеральным секретарём в науке, давала оправдание и для установившейся авторитарно-бюрократической системы власти.
Гонения на историческое наследие Покровского были связаны с неприятием историком культа личности Сталина, сталинистских историографических оценок «великих личностей отечественной истории» (в первую очередь, Ивана IV и Петра I, резко критикуемых Покровским, но превозносимым сталинской традицией), а также тенденций к реставрации великорусского патриотизма и шовинизма. Кроме того, свою роль сыграли отрицание Покровским и его последователями национальных традиций и скептическое отношение к политике русского царизма, противоречившие потребностям высшего руководства. Сложившаяся в 20-ые годы обширная школа Покровского была объявлена «базой вредителей, шпионов и террористов , ловко маскировавшихся при помощи его вредных антиленинских исторических концепций». Хотя некоторая часть учеников Покровского присоединилась к травле учителя, большая часть школы Покровского была уничтожена в ходе кампаний массовых репрессий. Книги Покровского изымались из библиотек, а учебники по истории переписывались в соответствии с новой исторической концепцией. Посмертный разгром Покровского был довершён двухтомником «Против исторической концепции М. Н. Покровского» (М.-Л., 1939-1940). После снятия обвинений против Покровского и его школы к году интерес к его работам восстановился.
Родился 17 августа (29 августа по новому стилю) 1868 в Москве в семье помощника управляющего Московской складочной таможни. Хотя семья была дворянской, но в ней отрицались традиционные консервативные порядки, существовала благоприятная для вольнодумства атмосфера и критическое отношение к царскому режиму. Первые серьёзные успехи в изучении истории Михаил Николаевич Покровский продемонстрировал во Второй Московской гимназии.
Окончив с золотой медалью московскую гимназию, 1887 году поступил на историко-филологический факультет Московского Императорского Университета, который окончил в 1891 c дипломом первой степени. За время учёбы Покровского в университете журнал «Русская мысль» опубликовал его первые работы - несколько рецензий на новые книги по отечественной и зарубежной истории. После окончания учёбы остался в университете «для приготовления к профессорскому званию» сразу на двух кафедрах - русской и всеобщей истории. В 1891-1905 работал в учебных заведениях и просветительских организациях Москвы. В частности, он заведовал семинарской библиотекой в Московском университете, читал лекции на женских Московских педагогических курсах и преподавал в средних учебных заведениях, параллельно готовясь к защите магистерской (кандидатской) диссертации.
Эволюция взглядов историка была сложной и противоречивой. Первоначально находился под влиянием историографических концепций Василия Осиповича Ключевского и Павла Гавриловича Виноградова, бывших его университетскими руководителями и предоставившими ему серьёзную научную подготовку. С 1896 изучал творчество основоположников и интерпретаторов марксизма. К марксизму впервые обратился в форме «легального марксизма», распространяемого Михаилом Ивановичем Туган-Барановским, Петром Бернгардовичем Струве, Сергеем Николаевичем Булгаковым и другими либеральными интеллигентами. Такая интерпретация марксизма нашла отображение в первых исторических трудах Покровского «Отражение экономического быта в „Русской Правде“» (1898), «Хозяйственная жизнь Западной Европы в конце средних веков» (1899) и «Местное самоуправление в Древней Руси» (1903), а также в его первом фундаментальном сочинении «Русская история с древнейших времен до смутного времени» (1896-1899).
Диссертация Покровского так и не была защищена по политическим причинам - его взгляды становились всё более опасными для властей (по сведениям охранки, он «общался с лицами, политически неблагонадежными»), В 1902 ему вообще было запрещено читать лекции. Примкнув к «легальным марксистам», учёный был привлечён к работе возглавлявшейся Петром Николаевичем Милюковым Комиссией по организации домашнего чтения, а также к левому крылу буржуазно-либеральной политической организации «Союз освобождения». Впрочем, в скором времени он окончательно разочаровался в либералах и обратился к революционному социалистическому движению и в дальнейшем успешно совмещал научную и научно-педагогическую работу с революционной деятельностью.
Накануне Первой русской революции 1905-1907 Покровский познакомился и сблизился с социал-демократами Александром Александровичем Богдановым, Анатолием Васильевичем Луначарским, Иваном Ивановичем Скворцовым-Степановым, сплотившимися вокруг журнала «Правда». С 1904 в журнале печатались и статьи Покровского, которые свидетельствовали о переходе историка на твёрдые материалистические позиции: «Идеализм и законы истории: Риккерт Генрих. Границы естественно-научного образования понятий» (1904); «Земский собор и парламент» (1905). Критическая рецензия учёного на первую часть «Курса русской истории» (1904) своего учителя В. О. Ключевского была негативно встречена бывшими сокурсниками Покровского, разделявшими либеральные взгляды их университетского преподавателя.
Покровский обличал русско-японскую войну 1904-1905 и расстрел мирной демонстрации на Кровавое воскресенье, горячо приветствовал Первую русскую революцию. В апреле 1905 он стал членом РСДРП. С начала своего членства в партии присоединился к её большевистскому крылу. Летом 1905 впервые посещал Владимира Ильича Ленина в Женеве. После возвращения из Швейцарии в Москву был избран членом лекторской группы Московского комитета РСДРП. Будучи одним из руководителей лекторской группы Московского комитета, революционного издательства «Колокол» и редакции большевистской газеты «Борьба», вёл активную пропагандистскую работу, выступал на многочисленных митингах и собраниях, печатался в социал-демократической прессе. Совместно со своим студенческим товарищем Николаем Александровичем Рожковым, также выдающимся историком, активно участвовал в декабрьском вооружённом восстании в Москве.
После разгрома декабрьского восстания подвергался аресту. В 1906 был привлечён В. И. Лениным к сотрудничеству в большевистской газете «Пролетарий». В октябре 1906 принимал участие в кампании по выборам депутатов от РСДРП (б) во II Государственную Думу. Делегат 5-го (Лондонского) съезда РСДРП (1907), избран кандидатом в члены ЦК и членом Большевистского центра, а также в состав редакции газеты «Пролетарий».
Скрываясь от полиции, Покровский, член МК РСДРП и сотрудник большевистской газеты «Светоч», в 1907 переехал в Финляндию, а затем эмигрировал во Францию (1909). Примкнув к А. А. Богданову, в 1909 вошёл в группу «Вперёд», объединившую богостроителей, ультиматистов и отзовистов. В конце 1910 порвал с группой «Вперёд» и объявил себя «внефракционным» социал-демократом. Сотрудничал во многих изданиях. В 1913 примкнул к «межрайонцам», группировавшимся вокруг Льва Давидовича Троцкого и пытавшимся примирить большевиков и меньшевиков.
После начала Первой мировой войны выступил «за превращение войны между народами в войну против буржуазии», то есть фактически встал на ленинскую позицию в оценке войны как империалистической. В качестве интернационалиста Покровский вновь сближается с большевиками и активно сотрудничает в большевистских изданиях. В частности, он был издательским редактором книги В. И. Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма» (1916).
С 1907 статьи Покровского, посвящённые истории народного хозяйства, внутренней и внешней политики русского царизма, общественного движения, начали активно публиковаться в «Энциклопедическом словаре Гранат», и коллективной 9-томной «Истории России в XIX века», издававшейся братьями Гранат. Однако наиболее плодотворными в научном творчестве ученого стали годы эмиграции. В 1910-1913 в первом издании в московском издательстве «Мир» вышло главное произведение историка - 1-5-й тома «Русской истории с древнейших времён» (при участии Валериана Константиновича Агафонова, Николая Михайловича Никольского, Василия Николаевича Сторожева), ставшей первым систематическим марксистским исследованием истории России от первобытных времен до конца XIX века. В 1915-1918 там же выходит очередной труд Покровского - «Очерк истории русской культуры» в двух частях (1 изд., М., ч. 1-2). В этих произведениях Покровский развивает важную для понимания его исторической концепции теорию «торгового капитализма» как особой формации в русской истории, определением внутренней и внешней политики царского правительства торговым капиталом.
В основе исторического анализа по Покровскому лежит марксистская концепция общественно-экономических формаций. Он был одним из первых историков, рассматривавших историю России материалистически, с точки зрения их чередования. Доказывая, что в основе исторического развития России, как и любой другой страны, лежат социально-экономические процессы (и опровергая традиционное мессианство), Покровский обратился к теме классовой борьбы народных масс. Развенчивая распространённые утверждения о «мирном» характере русском истории, историк акцентировал внимание на внутренних и внешних конфликтах России. Например, он активно обличал завоевательную колонизаторскую политику царской власти. Покровский остро полемизировал с историками, отстаивавшими отжившие идеи о неземледельческом характере Древней Руси, отсутствии в России феодализма, закрепощении государством всех (в том числе привилегированных) сословий. С антинационалистических и антимонархических позиций историк критиковал официальные теории, изображавшие образование русского централизованного государства вокруг Московского княжества как результат «собирания земель русских», идеализации личности и преобразований Петра I.
Находясь в эмиграции, Михаил Покровский вёл пропаганду среди русских солдат во Франции. После Февральской революции 1917 и свержения самодержавия Покровского избирают товарищем (заместителем) председателя исполкома парижского Совета представителей 23 политических и профсоюзных организаций России в эмиграции. Содействовал возвращению на родину эмигрировавших на Запад русских революционеров. С целью «защиты интересов оставшихся вне России политических эмигрантов, добиваясь, прежде всего, ускорения их отправки в Россию», вёл переговоры с Временным правительством, Петроградским Советом и рядом других организаций.
Сам Покровский возвратился в Россию и восстановился в партии большевиков в августе 1917. Избранный депутатом Московского Совета рабочих депутатов, 9 и 23 сентября выступал с докладами о положении русской революционной эмиграции на заседаниях исполкомов Советов рабочих и солдатских депутатов, участвовал в сентябрьском Демократическом совещании. Сыграл важную роль в Октябрьской революции: во время Октябрьского вооружённого восстания в Москве (25 октября - 2 ноября 1917), был членом Замоскворецкого революционного штаба Красной гвардии, комиссаром Московского военно-революционного комитета по иностранным делам и редактором газеты «Известия Московского Совета рабочих депутатов».
Во время Октябрьской революции Покровский разрабатывал проекты постановлений и декретов Московского ВРК (о политике в области печати, по поводу изъятия денег из Государственного банка для зарплаты рабочим и служащим и т. д.), обращение к населению города. Также он подготовил опубликованные в «Известиях Московского ВРК» статьи «Демократический мир», «Европа и вторая революция», «В Москве», «Успехи революционных войск», в которых анализировал ход революционных событий в Москве и международную оценку русской революции. Вечером 27 октября, получив ультиматум командующего Московским военным округом полковника К. И. Рябцева и поняв, что контрреволюционно настроенный гарнизон Московского Кремля готов выступить против сил Красной гвардии, первым высказался на заседании Московского ВРК за необходимость решительных боевых действий.
С 3 по 10 ноября был редактором «Известий Московского ВРК»; 5 ноября Московский ВРК делегировал Покровского в комиссию по установлению взаимоотношений консулов иностранных государств и ВРК, что стало предпосылкой для назначения его комиссаром по иностранным делам. В сам состав Московского ВРК введён 11 ноября. 14 (27) ноября объединённый пленум Московских Советов рабочих депутатов и солдатских депутатов избрал его председателем Моссовета. В ноябре 1917 избран в Учредительное собрание. С ноября 1917 по март 1918 продолжал находиться на посту председателя Московского Совета.
3 декабря 1917 Л. Д. Троцкий специальной телеграммой вызвал Покровского в Брест-Литовск для участия в делегации РСФСР на мирных переговорах. До 29 января 1918 Покровский работал в подкомиссиях по политическим, экономическим и правовым вопросам. Некоторое время был солидарен с группой возглавляемых Николаем Ивановичем Бухариным «левых коммунистов», выступавших против подписания Брестского мирного договора с Центральными державами.
Хотя Покровский считал, что без всеевропейской социалистической революции Советское государство не сможет устоять перед агрессией империалистических государств, у него всё же оставались сомнения насчёт ближайшего успеха революции в Западной Европе, поэтому требовал укрепление обороноспособности страны. Выступая за продолжение революционной войны с Германией и Австро-Венгрией и против подписания мира на германских условиях, Покровский крайне негативно оценивал заявление Троцкого о выходе Советского правительства из войны и роспуске армии: «Я не стал разбираться, чего тут больше, наивности или трусости (было достаточно и того и другого), но тоже с откровенностью заявил, что этого я во всяком случае не подпишу». В ночь с 4 на 5 марта выступил на Московской партийной конференции с отстаивавшим платформу «левых коммунистов» содокладом, в котором утверждал, что революция погибнет в случае заключения мира, но также призвал к устранению раскола. Позиция Покровского была отвергнута большинством делегатов конференции, поддержавшим ленинские предложения. Подписание мирного договора было расценено Покровским как «морально ужасное до невероятных пределов».
С образованием 11 марта 1918 Совнаркома Москвы и Московской области Покровский стал его председателем и пребывал на этом посту до мая 1918. Поскольку компетенция всероссийских правительственных и московских исполнительных органов перекрывались, во избежание конфликтов Московский СНК был упразднён 20 мая 1918. Покровский был введён в состав правительства и назначен заместителем наркома просвещения РСФСР. В дальнейшем он продолжался на этой должности до конца жизни (1932), совмещая эту работу с научно-преподавательской деятельностью в качестве профессора Московского государственного университета и некоторых других учебных заведений. В Совнаркоме Покровский отвечал за сферу науки и высшего образования.
Покровский был одним из организаторов Социалистической (1918, с 1924 - Коммунистической) академии, Государственного учёного совета (1919), Института истории АН СССР, Института красной профессуры (1921). В различные годы был председателем президиума Коммунистической академии, ректором Института красной профессуры (с 1921), председателем Общества историков-марксистов (с 1925), заведующего Центрархивом (с 1922) и возглавлял ряд других организаций в сфере науки и идеологии. Кроме того, он являлся редактором исторических журналов «Красный архив», «Историк-марксист», «Борьба классов» и членом Главной редакции БСЭ; активно участвовал в деятельности Истпарта, Института Ленина и множества других научных учреждений.
Покровский активно развивал и внедрял идею единой трудовой школы и всеобщего образования, прямо руководя процессами культурной революции, создания рабфаков и ликвидации безграмотности среди населения старше 25 лет. В мае 1918 Покровский был назначен членом правительства, заместителем наркома просвещения РСФСР. С его именем связаны мероприятия по реорганизации высшей школы на коммунистических началах, организации новых научных учреждений, архивного, музейного, библиотечного дела. В частности, под его началом были национализированы и систематизированы библиотечные, архивные и музейные фонды, издавались архивные материалы (в особенности связанные с революционным движением), введена новая орфография, приняты и внедрены декреты об охране памятников искусства и старины. Преследуя цель воспитать новую, советскую, интеллигенцию, он проводил жёсткую и прямолинейную линию по отстранению старой профессуры от преподавания, созданию привилегированных условий для приёма в высшие учебные заведения рабочей молодежи и сокращению автономии университетов, чем создал предпосылки для установления в общественных науках монополии коммунистической идеологии.
Под выдвинутой им парадигмой «милитаризации» высшего образования Покровский понимал преодоление отчуждения науки и образования от непосредственного производства, что позволило бы поставить их на решение конкретных задач Советского государства. Крылатая фраза Покровского «История есть политика, опрокинутая в прошлое» также акцентировала внимание на практическом значении истории, необходимости обращаться к тематике, могущей быть ценной для текущих общественных потребностей. По этой причине он предлагал интегрировать школьный курс истории в курс обществоведения. С другой стороны, такой подход Покровского, особенно учитывая то, что его взгляды приравнивались к официальным и не поддавались критике, давал основания для обвинений в односторонности, тенденциозности и пренебрежении исторических событий в пользу современных проблем.
Покровский отмечал несамостоятельность государственных деятелей русской истории: цари, их приближённые, чиновники и военачальники объективно были инструментами влиятельных социальных сил, проводя в жизнь интересы «торгового капитала», агентами которого они являлись. Так, в отношении самодержавия он использовал меткое выражение «торговый капитал в шапке Мономаха», отвергнув господствовавшую традицию рассматривать русскую историю по периодам правления того или иного царя или князя. Согласно Покровскому, хотя могущество «торгового капитала» достигло апогея в XIX веке, когда он стал доминирующей силой на европейских просторах. Однако тогда же в России медленными темпами начинает развиваться индустриальное производство, и на арену межклассового противостояния выходит связанный с ним «промышленный капитал», вступивший в конкурентную борьбу с «торговым капиталом», которая закончилась победой первого лишь в начале XX века. Гегемоном в политической и общественной жизни промышленная буржуазия становится лишь в период после Февральской революции, с февраля по октябрь 1917.
Для трудов Покровского свойственны интернационализм и обличение имперских и шовинистических стереотипов, распространённых в русской исторической науке, в частности, утверждения о «несамостоятельности» и «культурной отсталости» угнетённых Российской империей народов. Стремясь обличить внешнюю и внутреннюю политику правящих классов, Покровский делал ударение на негативных аспектах русской истории, ранее замалчивавшихся. Он указывал на классовое угнетение, агрессии и завоевательные войны царизма, ограбление им порабощённых народов, технологическую отсталость. Его отношения к царизму, дворянству, купечеству и буржуазии было преимущественно критичным. Важное место в творчестве Покровского занимает разоблачение откровенно апологетических представлений о традиционных «героях» русской историографии. Монархи, полководцы, государственные и церковные деятели, дипломаты предстают в работах советского историка в совершенно ином свете - как эгоистические, жестокие, ограниченные, невежественные личности. Для достижения максимального эффекта представители правящих классов и руководители обличались при помощи сатиры, иронии и гротеска.
Острота теоретического противостояния с традиционной русской и западной немарксистской историографией, сложившегося вокруг развития и отстаивания Покровским принципов исторического материализма и классовой борьбы, требовали полемической остроты его работ, что вызвало ряд неоднозначностей и упрощений в теориях учёного. Одним из недостатков схемы Покровского была его склонность к модернизации событий прошлого, описанию их с помощью более поздних терминов, употребление неоднозначных исторических аналогий (Пестель - правые эсеры; классовая борьба в Новгородской республике - борьба пролетариата с буржуазией). Так, крестьянская война Пугачёва рассматривалась у Покровского по аналогии с буржуазными революциями и приобретала характер буржуазного движения.
Учитывая критику со стороны других марксистских историков, в последние годы жизни Покровский признал некоторые недостатки исторических взглядов, изложенных в прежних работах, и попытался их усовершенствовать. В монографии «О русском феодализме, происхождении и характере самодержавия» (1931) он отказался от своего первоначального понимания «экономического материализма», выражавшегося в недооценке сферы производства и гиперболизации сферы обращения. Также он пересмотрел свои оценки народничества, Русской революции 1905-1907, ограниченную интерпретацию империализма в качестве только завоевательной политики, а также отошёл от тенденции к модернизации истории (в частности, признал несостоятельным свой тезис о буржуазном характере Пугачёвского восстания). Февральскую революцию 1917 он перестал называть началом социалистической революции, согласившись с определением её как буржуазно-демократической. В итоге, продолжая отмечать важность торгового капитала в становлении капитализма в России, Покровский прекратил использовать словосочетание «торговый капитализм», признавал, что царский абсолютизм был орудием не только торгового капитала и призвал уделить больше внимания творческой роли народных масс в историческом процессе.
В 1923-1927 активно участвовал в борьбе с троцкизмом. Был профессором Московского Университета. Специалист в области истории развития общества и хозяйства России с древнейших времен, Покровский неоднократно представлял советскую науку на международных конгрессах и конференциях историков. С 1929 - академик АН СССР. Неоднократно избирался в состав ВЦИК и ЦИК СССР. Присутствовал на XVI съезде ВКП (б), на котором был избран в состав Президиума ЦКК ВКП (б).
С 1929 Михаил Николаевич Покровский был серьёзно болен раком. Скончался 10 апреля 1932 года в Москве. Был кремирован, прах помещён в урне в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве.
Объясняя схематичность и противоречивость некоторых своих концепций, Михаил Николаевич Покровский писал: «Историки следующего поколения… сумеют, вероятно, понять и объяснить историческую неизбежность этих противоречий… Они признают, что уж кому-кому, а нам, работавшим в сверхдьявольской обстановке, нельзя ставить всякое лыко в строку… что, благодаря нам, им есть с чего начать». Тем не менее, надежды Покровского на дальнейшее развитие преложенных им исторических методов были перечёркнуты распространявшимся с середины 30-ых годов субъективными тенденциозными оценками его наследия. Посмертно в адрес Покровского были выдвинуты политические, околонаучные и научные обвинения в «вульгарном социологизме», «антимарксизме», «антипатриотизме» и «очернительстве истории России» причём теоретические претензии (за преувеличение роли торгового капитала в развитии царской России) отодвигались на задний план политическими обвинениями.
Беспрецедентная по своим масштабам кампания уничтожающей критики взглядов покойного учёного была начата в 1936 по прямым указаниям самого Иосифа Виссарионовича Сталина, считавшего, что историк «недостаточно» отмечал его роль в русских революциях. В условиях уничтожения оппозиции и установления собственной безраздельной личной власти Сталину было удобнее опереться на опыт имперской государственности, чем на идеалы русской революции. Новая этатистско-патриотическая концепция истории, утверждаемая генеральным секретарём в науке, давала оправдание и для установившейся авторитарно-бюрократической системы власти.
Гонения на историческое наследие Покровского были связаны с неприятием историком культа личности Сталина, сталинистских историографических оценок «великих личностей отечественной истории» (в первую очередь, Ивана IV и Петра I, резко критикуемых Покровским, но превозносимым сталинской традицией), а также тенденций к реставрации великорусского патриотизма и шовинизма. Кроме того, свою роль сыграли отрицание Покровским и его последователями национальных традиций и скептическое отношение к политике русского царизма, противоречившие потребностям высшего руководства. Сложившаяся в 20-ые годы обширная школа Покровского была объявлена «базой вредителей, шпионов и террористов, ловко маскировавшихся при помощи его вредных антиленинских исторических концепций». Хотя некоторая часть учеников Покровского присоединилась к травле учителя, большая часть школы Покровского была уничтожена в ходе кампаний массовых репрессий. Книги Покровского изымались из библиотек, а учебники по истории переписывались в соответствии с новой исторической концепцией. Посмертный разгром Покровского был довершён двухтомником «Против исторической концепции М. Н. Покровского» (М.-Л., 1939-1940). После снятия обвинений против Покровского и его школы к 1962 году интерес к его работам восстановился.
История жизни и творчества Михаила Николаевича Покровского, на наш взгляд, - одна из наиболее поучительных историй, которая вполне может выступить яркой иллюстрацией к теме человека «на переломе истории», человека, отказавшегося от прошлого, так до конца и не вписавшегося в реалии настоящего, не принятого и категорически отвергнутого будущим.
|
М.Н.Покровский |
Как историк и специалист М.Н.Покровский сформировался под влиянием «московской исторической школы», был учеником таких столпов отечественной исторической науки, как Ключевский и Виноградов. Но вдруг – «легальный марксист», а затем – друг и соратник Богданова, Луначарского, Троцкого, активный участник октябрьского переворота 1917 года, советский государственный деятель, один из инициаторов «дела Платонова-Тарле» («дела академиков»), ратовавший за уничтожение не только старой профессуры, но и даже школьного курса русской истории. В какой-то степени профессору, а затем и академику М.Н.Покровскому удалось обмануть свою личную судьбу: своевременная смерть избавила его от катка сталинских репрессий, физически уничтожившего всех его учеников и соратников. Вчерашние почитатели (и историки, и политики) сразу после кончины в одночасье прокляли недавнего кумира, усмотрев в его исторических взглядах, которые на тот момент составляли теоретическую основу советской исторической науки, «извращение марксизма» и уклонение от генеральной линии партии.
И с тех пор в отечественной историографии постоянно наблюдается то периодическое усиление, то полное ослабление интереса к личности, трудам и заслугам М.Н.Покровского. Возвращение этого интереса на протяжении всей второй половины ХХ века было связано исключительно с переменами в государственной идеологии.
С середины 1920-х до середины 1930-х годов Покровского считали, по выражению А.В. Луначарского, «обворожительным героем революции». За ним признавались достижения в первом преломлении русского исторического процесса на основе марксистской методологии, в сфере организации науки нового типа, активном воспитании первого поколения учёных-марксистов. Таковым М.Н. Покровский был охарактеризован в статьях А.В. Луначарского, Н.И. Бухарина, Н.К. Крупской, В.Д. Бонч-Бруевича.
Затем, в 1930-е годы, наступает период критики научных построений М.Н. Покровского в связи с их несоответствием марксисткой, ленинской, а главное – сталинской - интерпретации исторического процесса. Активная стадия критики, поддерживаемая и инспирируемая партийными органами, началась ещё при жизни историка и продолжилась после его смерти. В 1934 году вышло знаменитое Постановление Совнаркома и ЦК ВКП (б) о преподавании гражданской истории в школе. Школа Покровского, не вписавшись в очередной идеологический поворот, критиковалась теперь не столько научными, сколько партийными кругами, причём – без права ответа на критику. Апогеем критических нападок стал выход двух сборников: «Против исторической концепции М.Н. Покровского» (1937) и «Против антимарксистской концепции М.Н. Покровского» (1940). Труды историка были названы «базой для вредительства со стороны врагов народа, разоблачённых органами НКВД, троцкистско-бухаринских наймитов фашизма, вредителей, шпионов и террористов, ловко маскировавшихся при помощи вредных антиленинских концепций М.Н.Покровского». Начались репрессии основных представителей школы Покровского. В результате единственным корифеем и основоположником советской исторической науки был признан товарищ Сталин. Практически до начала 1960-х годов («хрущёвской оттепели») наступил период забвения имени и основных трудов М.Н. Покровского.
После ХХ и ХХII съездов обозначился так называемый «период реабилитации» идей первого советского историка в статьях С.М. Дубровского, Е.А. Луцкого, Л.В. Черепнина. В 1966 году реабилитировано его научное наследие - выпущен четырёхтомник исторических трудов. В 1970-х годы были написаны две монографии о М.Н. Покровском. Отличительной особенностью этих работ стало разведение политических и научных взглядов историка, признание ряда заблуждений методологического плана. Авторы, безусловно, понимали архаизм и неприемлемость для современного им состояния советской науки многих построений Покровского. В конце 1970-х годов его работы представляли интерес лишь в качестве материала для истории науки. Но при этом разбор научных взглядов М.Н. Покровского был лишён агрессивности по отношению к самому историку. Единичные отмечаемые недостатки в его политической деятельности, скорее, оттеняли безусловно положительную роль М.Н. Покровского в становлении советской исторической науки.
В перестроечный период произошёл новый всплеск интереса к Покровскому, но возможность использования его построений в «служении делу обновления советского общества и возрождения ленинской концепции социализма» вскоре себя исчерпала. После крушения советской системы и постперестроечных разоблачений на Покровского обрушился целый поток разного рода обвинений и проклятий. Уже в конце 1990-х годов он был представлен отечественной историографией как этакий наделённый властью самодур от науки, едва ли не единственный инициатор «академического дела» 1929 года, гонитель «старых» научных кадров, виновник гибели С.Ф. Платонова и других видных российских историков, фальсификатор отечественной истории, сокрывший от исследователей большую часть государственного архивного фонда.
Далеко не все эти обвинения справедливы, но в последние годы имя М.Н.Покровского, как и в 1930-е, вновь предано почти полному забвению. Его идеи более не представляют интереса ни для историков политических учений, ни для историков исторической науки.
На наш взгляд, к М.Н.Покровскому как к историку и политику стоит относиться именно как к человеку «на переломе» исторических событий, который пытался выстраивать и отчасти подстраивать свою систему взглядов под очаровавшую всех идею о том, «как всё поделить». И пока современное научное сообщество не откажется от резкого деления всех уже ставших историей персонажей на «наших» и «ненаших», «хороших» и «плохих», «красных» и «белых» - объективной оценки деятельности академика М.Н.Покровского и его школы в отечественной историографии ждать не приходится.
Михаил Николаевич Покровский родился 17 (29) августа 1868 года в Москве, в состоятельной семье статского советника, помощника управляющего Московской складской таможни. Семейство было дворянским, но в нём, по словам М.Н.Покровского, отрицались традиционные консервативные порядки, существовала благоприятная для вольнодумства атмосфера, процветало критическое отношение к царскому режиму и церкви. С детства будущий историк слышал множество «всевозможнейших рассказов о злоупотреблениях администрации, о мало поучительной жизни высших сановников и царской фамилии». Один из его двоюродных братьев, студент Санкт-Петербургской духовной академии, убедительно доказал подростку, что «бога нет и быть не может».
В 1887 году М.Н.Покровский окончил с золотой медалью Вторую Московскую гимназию. После окончания гимназии поступил на историко-филологический факультет Московского университета. По его собственному признанию, он «в университете … кроме истории очень много занимался философией и очень мало политической экономией, Маркса знал только понаслышке». Уже студентом Покровский самостоятельно выработал себе материалистическое историческое мировоззрение, но не диалектическое, т.е. без революции и борьбы классов.
После окончания курса М.Н. Покровский был оставлен в Московском университете для подготовки к профессорскому званию сразу по двум специальностям: русской и всеобщей истории. Яркие, во многом характерные зарисовки облика Покровского этого периода оставили известные русские историки П.Н. Милюков и А.А. Кизеветтер, вместе работавшие с ним в семинарах Ключевского и Виноградова.
А.А. Кизеветтер о Покровском:
П.Н. Милюков:
Пожалуй, П.Н.Милюков был прав. «Подающий надежды» Покровский выдержал магистерские экзамены (основной - у самого В.О.Ключевского) и получил звание приват-доцента, но им не воспользовался и в состав приват-доцентуры не вступил.
Не сумев воплотить свои амбиции в стенах университета, Покровский полностью переключился на просветительскую и общественную деятельность. Более, чем занятия наукой, его привлекала перспектива оттачивать своё ораторское искусство на неискушённых слушательницах Педагогических женских курсов, в Обществе воспитательниц и учительниц, а также деятельность в Комиссии по организации домашнего чтения и Московском педагогическом обществе. В 1890-е годы Покровский написал восемь популярных статей в «Книгу для чтения по истории средних веков» под редакцией Виноградова. С 1892 года сотрудничал в журнале «Русская мысль», публикуя в нём рецензии на исторические книги, которые писали его более талантливые и трудолюбивые коллеги.
Политические взгляды М.Н. Покровского претерпели в течение полутора десятилетий после окончания университета значительные изменения. В начале 1890-х годов, скорее всего, он не выходил за рамки общей буржуазной оппозиционности по отношению к самодержавному строю.
Однако с 1896 года Покровский серьёзно углубился в изучение творчества основоположников и интерпретаторов марксизма. К марксизму впервые он обратился в форме «легального марксизма», распространяемого М.И. Туган-Барановским, П.Б. Струве, С. Н. Булгаковым и другими интеллигентами-либералами. Такая интерпретация марксизма нашла отображение в первых исторических трудах М.Н. Покровского: «Отражение экономического быта в „Русской Правде“» (1898), «Хозяйственное бытие Западной Европы в конце средних веков» (1899) и «Местное самоуправление в Древней Руси» (1903), а также в первом фундаментальном сочинении «Русская история с древнейших времен до смутного времени» (1896-1899), которое вполне могло стать основой магистерской диссертации учёного.
Но диссертация Покровского так и не была защищена по политическим причинам - его взгляды становились всё более радикальными (по сведениям охранки, он «общался с лицами, политически неблагонадёжными»). В материалах своих просветительских лекций Покровский неоднократно использовал нелегальные революционные издания, чем вызвал нарекания со стороны Совета учебного округа. В результате, осенью 1902 года попечитель Московского учебного округа запретил Покровскому преподавать в учебных заведениях.
И бывший преподаватель полностью ушёл в политику. Примкнув к «легальным марксистам», он был привлечён к работе возглавлявшейся П.Н. Милюковым Комиссии по организации домашнего чтения, а затем - к левому крылу буржуазно-либеральной политической организации «Союз освобождения». В 1903-1904 годы Покровский проявил себя как активный участник земского либерального движения. При этом его политические взгляды были близки к взглядам конституционных демократов. В начале 1905 года вместе с будущими кадетами Покровский участвовал в издании сборника «Конституционное государство», вышедшем в Санкт-Петербурге, а также в ряде совещаний, посвящённых образованию кадетской партии и в прениях по её программе.
Однако, на рубеже 1904-1905 годов в его мировоззрении зреет явный перелом, вызванный резким «полевением» взглядов. Возможно, это было связано с тем, что Покровский весьма тесно общался с представителями рабочего класса, когда читал лекции по истории России на ежедневных вечерних рабочих курсах при заводе Карла Тиля в Замоскворечье. Возможно, определяющее влияние на историка оказали социал-демократы (А. А. Богданов, А. В. Луначарский, И.И. Скворцов-Степанов), сплотившиеся около журнала «Правда», в котором с 1904 года Покровский печатал свои научно-популярные статьи.
Резкое «полевение» Покровского вызывало удивление и у тех, кто знал его по университету и по кадетскому движению. Критическая рецензия учёного на первую часть «Курса русской истории» (1904) В. О. Ключевского была негативно встречена бывшими сокурсниками Покровского, разделявшими либеральные взгляды.
Впоследствии, ознакомившись с автобиографическими откровениями «красного» историка, белоэмигрант Милюков вспоминал: «…ещё в 1900 году он (Покровский – Е.Ш.) просил у меня работы в академическом стиле, и я не без удивления прочёл, что «к 1905 г. М.Н. окончательно определился как теоретик-марксист и практик-революционер» и что, «вступив в ряды большевистской партии, он принял активное участие в организации вооруженного восстания в качестве пропагандиста-агитатора и публициста». Очевидно, я опоздал, считая его «кадетом»…
Возможно, Покровский в тот период пытался предусмотрительно угодить и социал-демократам и умеренным либералам. В своей автобиографии он, безусловно, скрыл этот факт, указав на то, что в самом начале 1905 года он вступил в ряды РСДРП.
Его партийным поручением стала работа в лекторской и литературной группе Московского комитета. В июне этого же года в Женеве, куда Покровский выезжал по заданию Московского комитета, он впервые встретился с Лениным. Последний пригласил Покровского к сотрудничеству в газете «Пролетарий», выходившей в Женеве и написал примечание к первой его статье «Профессиональная интеллигенция и социал-демократы». В Женеве Покровский приобрёл навыки нелегальной революционной профессиональной деятельности. Здесь Крупская «обучила начинающего революционера приёмам конспиративной переписки, дала ключи к шифрам». Покровский вернулся из Швейцарии с большим количеством нелегальной литературы, упакованной в «панцирь», т.е., спрятанной под одеждой.
До начала декабрьского вооружённого восстания в Москве (декабрь 1905 года) Покровского использовали исключительно в целях пропаганды, опираясь на его лекторские навыки и талант публициста. Он выступал с острыми статьями, направленными против буржуазного либерализма своих вчерашних друзей - кадетов в большевистской газете «Борьба», вместе с И.И. Степановым руководил революционным издательством «Колокол», выступал с легальными лекциями по истории революционного движения. Большевики приобрели в лице Покровского весьма сильное орудие для реализации своих революционных интересов.
Н.И. Бухарин, называя его «профессором с пикой» вспоминал:
Во время декабрьского восстания, прямо в квартире Покровского в баррикадном Сущёвском районе был устроен перевязочный пункт для раненых рабочих. После жалобы управдома Покровского арестовала полиция, но вскоре он был отпущен за недостатком улик и уехал скрываться на Кавказ.
Осенью 1906 года Покровский был избран депутатом на V Лондонский съезд социал-демократической партии от Московского комитета РСДРП. На съезд он прибыл под фамилией Домов, которая и стала его партийным псевдонимом. На съезде он был избран членом большевистского центра и редакции газеты «Пролетарий».
Во время отсутствия Покровского на его квартире в Москве был устроен обыск и оставлена засада. Поэтому, вернувшись из Лондона, Михаил Николаевич вынужден был перейти на нелегальное положение, поселился на даче по Брестской железной дороге, где находился штаб Московской окружной организации. Его участие в окружной партийной конференции было замечено, благодаря пробравшемуся на конференцию провокатору. Покровский должен был предстать перед судом как политический преступник. Поэтому он вынужден был эмигрировать и до февраля 1917 года числился в списках государственных политических преступников.
С августа 1908 года Покровский находился в Финляндии, где помогал Ленину в создании большевистского центра печати. В сентябре 1908 года участвовал в работе Гельсингфорской конференции РСДРП.
От провала и ареста Покровского не раз спасала «профессорская внешность». Респектабельный господин в очках и с бородкой редко вызывал подозрение у агентов охранки и полиции. Со слов Покровского известен эпизод и его прямой помощи Ленину в бегстве от шпиков в Финляндии. Он писал: «Я захватил не особенно тяжелый ленинский чемоданчик, отправился с ним на станцию, купил билет и занял место в вагоне поезда, шедшего в Гельсингфорс...За несколько секунд до отхода поезда на платформе появился человек в нахлобученной шапке и с поднятым воротником, ...не обративший на себя ничьего особенного внимания, вошел в мое купе, я ему передал билет, а сам вышел на платформу. На это шпики, может быть, и обратили внимание, но было уже слишком поздно, так как поезд тронулся».
В сентябре 1909 года Покровский выехал во Францию, затем перебрался в Италию, читал лекции в организованной большевиками школе для рабочих на острове Капри.
После её закрытия Покровский перебирается в Париж, где примыкает к умеренной социал-демократической фракции «Вперёд», объединившей богостроителей, ультиматистов и отзовистов. Они создали свою фракционную школу в Болонье, где Покровский преподавал до конца 1910 года. Весной 1911 года он окончательно порвал свои отношения с группой «Вперёд» из-за разногласий по поводу роли старой буржуазной культуры в деле строительства нового общества. Покровский объявил себя «внефракционным» социал-демократом, сотрудничал во многих изданиях. В 1912 году примкнул к «межрайонцам», группировавшимся вокруг Льва Давидовича Троцкого и пытавшимся примирить большевиков и меньшевиков. В феврале-июне 1914 года Покровский печатался в журнале Троцкого «Борьба» с циклом статей «Из истории общественных классов в России». Для «юбилейного» сборника «Триста лет позора нашего» он написал статью «Триста лет Романовых и лже-Романовых».
После начала Первой мировой войны М.Н. Покровский выступил «за превращение войны между народами в войну против буржуазии», то есть фактически встал на ленинскую позицию в оценке войны как империалистической, но продолжал сотрудничать с Троцким в газете «Наше слово» и в издательстве «Парус».
Ленин высоко ценил талант Покровского-оратора и популяризатора. Он всячески стремился «развести» его с меньшевиками, считал необходимым воздействовать на М. Н. Покровского, «дабы убрать его из неприличной «Борьбы». Однако, занимая пораженческие позиции, в период мировой войны Покровский к большевикам так и не примкнул.
После Февральской революции он ещё несколько месяцев оставался за границей, где входил в состав комитета, руководившего возвращением в Россию политэмигрантов на пароходах «Царица» и «Двинск». Сам Покровский вернулся на Родину только в августе 1917 года, в сентябре восстановился в партии большевиков, получив билет члена партии с 1905 года от Москворецкой организации. От Московского Совета Покровский был делегирован в Демократическое совещание, а от партийной организации кандидатом для баллотировки в Учредительное Собрание.
Во время Октябрьского вооружённого восстания в Москве (25 октября - 2 ноября 1917), М.Н.Покровский был членом Замоскворецкого революционного штаба Красной гвардии, комиссаром Московского военно-революционного комитета (ВРК) по иностранным делам и редактором газеты «Известия Московского Совета рабочих депутатов».
Именно Покровский разрабатывал проекты постановлений и декретов Московского ВРК (о политике в области печати, по поводу изъятия денег из Государственного банка для зарплаты рабочим и служащим и т. д.), а также агитационные обращения к населению города.
Вечером 27 октября, получив ультиматум командующего Московским военным округом полковника К. И. Рябцева и поняв, что контрреволюционно настроенный гарнизон Московского Кремля готов выступить против сил Красной гвардии, Покровский первым высказался на заседании Московского ВРК за необходимость решительных боевых действий. Боевые действия на улицах Москвы, как известно, привели к многочисленным разрушениям и жертвам, в том числе среди мирного населения. Но «обворожительного героя революции», равно как и её будущего историка Покровского, эти частности совершенно не волновали. Они не укладывались в его концепцию развития пролетарской революции.
Куда важнее было в тот момент наладить взаимоотношения ВРК и консулов иностранных государств, которые не желали признавать новоявленное большевистское правительство.
5 ноября Московский ВРК делегировал Покровского в комиссию по установлению этих взаимоотношений, что стало предпосылкой для назначения его комиссаром по иностранным делам. В сам состав Московского ВРК Покровский был введён 11 ноября, а 14 (27) ноября объединённый пленум Московских Советов рабочих депутатов и солдатских депутатов избрал его первым председателем Моссовета. На этом посту Покровский находился до марта 1918 года, фактически сосредоточив в своих руках всю власть в древней столице.
В начале 1918 года Покровский был включен в состав делегации в Брест-Литовск для подписания мирного договора с Германией. По одной из наиболее известных советских версий, именно Ленин настоял на его включении, надеясь, что как лояльный и терпимый человек «профессор» не допустит разрыва мирных переговоров. На самом деле, в Брест-Литовск Покровского вызвал Л.Д.Троцкий, секретной телеграммой от 3 декабря 1917 года. Троцкий был не очень силён в вопросах дипломатии, и, возможно, старый знакомый понадобился ему в качестве консультанта, дабы провернуть ранее совершенно немыслимую формулу «ни мира, ни войны». Но Покровский не оправдал доверия обоих вождей. Он сразу же примкнул к группе левых коммунистов, выступивших против подписания мирного договора.
Хотя Покровский считал, что без всеевропейской социалистической революции Советское государство не сможет устоять перед агрессией империалистических государств, у него всё же оставались сомнения насчёт ближайшего успеха революции в Западной Европе, поэтому требовал укрепления обороноспособности страны. Выступая за продолжение революционной войны с Германией и Австро-Венгрией и против подписания мира на германских условиях, Покровский крайне негативно оценивал заявление Троцкого о выходе Советского правительства из войны и роспуске армии: «Я не стал разбираться, чего тут больше, наивности или трусости (было достаточно и того и другого), но тоже с откровенностью заявил, что этого я во всяком случае не подпишу».
В ночь с 4 на 5 марта он выступил на Московской партийной конференции с содокладом, отстаивавшим платформу «левых коммунистов». Покровский утверждал, что революция погибнет в случае заключения мира, а также призвал к устранению внутрипартийного раскола по данному вопросу. Позиция Покровского была отвергнута большинством делегатов конференции, поддержавшим ленинские предложения. Подписание мирного договора было расценено Покровским как «морально ужасное до невероятных пределов». Приехав в Петроград и оказавшись в Екатерининском зале Таврического дворца, он даже не подошёл к Ленину, чтобы с ним поздороваться.
В марте 1918 года Покровский стал председателем Совнаркома Московской области, а после его ликвидации в мае 1918-го - членом Совета Народных Комиссаров, заместителем наркома просвещения Луначарского. Именно с этого времени он постепенно начинает замыкать на себе большинство научных и административных функций. Известна его феноменальная способность занимать множество административных, партийных, научных постов, участвовать во всех основных мероприятиях на культурном фронте, инициированных новой властью.
Так, он умудрялся практически одновременно возглавлять Государственный ученый совет Наркомпроса, Социалистическую академию, Институт Красной профессуры, Российскую ассоциацию научно-исследовательских институтов общественных наук, Центрархив, Истпарт, редакцию журнала «Красный архив» и быть председателем Общества историков-марксистов.
При непосредственном участии Покровского были подготовлены и изданы декреты о введении новой орфографии, об охране научных ценностей, памятников искусства и старины, об увеличении пайков для ученых и специалистов, о ликвидации неграмотности. Он стал одним из тех, кто поддержал идею пролетаризации высшей школы и всемерно содействовал введению рабфаков, отмене вступительных экзаменов в ВУЗы, усилению идейно-политического воспитания студентов, а также полной перестройки высшей школы на новых началах, которая обернулась её фактическим уничтожением.
Пожалуй, Покровский был единственным из «старых» специалистов, который при жизни оставался вне всякой критики. Примерно с середины 1920-х годов за ним была официально признана роль основателя и корифея советской исторической науки. Одним из первых Покровский был награжден орденом Ленина, а в 1929 году избран действительным членом Академии наук СССР.
Он был непосредственным вдохновителем и исполнителем административных преобразований в Академии наук, направленных на превращение научного учреждения в послушный придаток административно-командной партийной системы. Покровский – один из инициаторов уничтожения старых научных кадров, с которыми советской власти, как он считал, было «не по пути».
Немалый вклад М.Н.Покровский внёс и в реорганизацию архивного управления. На расширенном совещании Комиссии по выработке проекта организации Центрального управления архивами, состоявшемся 27 - 28 мая 1918 года, большевик Покровский являлся председателем, т.е. высшим представителем советской власти. На совещании впервые вступили в противоборство идея служения архивов «интересам развития русской исторической науки» и идея о преимущественно «политическом значении архивов» (в этом заключалась позиция Покровского). По существу уже в 1918 году возрождался спор о гласности и принципах доступности архивов для исследователей. Покровский отстаивал точку зрения о необходимости ограничения права пользования архивными материалами. Кроме того, по его убеждению, рекомендовать для работы в архивах частных лиц должны были не только учёные общества, но и государственные (а именно - партийные) организации.
Однако по вопросу о принадлежности Главного Управления Архивными Делами Покровский на заседании Большой государственной комиссии по просвещению уступил Рязанову, и ГУАД вошёл в систему Наркомпроса лишь на правах научного ведомства, а не как отдельное бюрократическое учреждение в системе ВЦИК или СНК.
Однако уже 23 августа 1920 года Покровский сам встал во главе Главархива и сразу же начал изгонять из архивных ведомств и учреждений людей «не наших» и заменять их «нашими». Приход М.Н. Покровского и его единомышленников на руководящие посты в центральном аппарате Главархива был частью начавшейся в 20 - е годы общего процесса активного учреждения диктатуры партии во всех областях.
В январе 1921 года Коллегию Главархива составила большевистская тройка - М.Н. Покровский, В.В. Адоратский, Н.Н. Батурин. Они изначально были поставлены в архивное ведомство как политические руководители и сразу приступили к реализации широкомасштабной программы реорганизации архивной системы.
Новое руководство Главархива в первую очередь преобразовало секционное деление ЕГАФ. В состав Госархива вошли четыре отделения. Первые два – «древлехранилище», куда включали все материалы по внешней и внутренней политике России с древнейших времен до XVIII в., и хранилище государственных документов новой русской истории (XIX – начало XX в., до 1 марта 1917 г.). Третье и четвертое отделение – хранилище документов истории революции и общественного движения (до 1 марта 1917 г.) и архив Октябрьской революции, содержавший документы после марта 1917 года. С 1922 года эти два отделения составили Политическую секцию ЕГАФ. Работниками этой секции могли быть только партийные или «сочувствующие»; доступ к документам её фондов постоянно ограничивался. Набиравший силу Сталин с соратниками сосредотачивал в своих руках серьёзное оружие, которое в дальнейшем будет не раз эффективно использовано во внутрипартийной борьбе 1920-х годов.
Создание Истпарта, его выделение из Госархива СССР и превращение в особый отдел ЦК с практически неограниченными полномочиями - весь этот процесс происходил в интересах осуществления жёсткого политического контроля со стороны ЦК. Верными проводниками политики ЦК ВКП(б) стала Коллегия Главархива во главе с Покровским и Адоратским.
Однако к моменту завершения строительства советской архивной системы (1928-1929 годы) её главный создатель Покровский перестаёт устраивать новое политическое руководство страны, начинается его падение. Причиной этого отчасти послужил курьёзный случай: шестидесятилетний юбилей Покровского совпал с пятидесятилетием Сталина, а Покровский не прислал Иосифу Виссарионовичу поздравление, хотя его ждали. К тому же сборники с поздравительными речами в честь обоих юбиляров вышли одновременно.
А вскоре случился и ещё один юбилей - шестидесятилетие Рязанова. В честь этого руководимая Покровским Коллегия Центрархива направила ему поздравление, и Покровский из благородства признал, что он лишь продолжатель политики централизации архивов, которую начал именно Рязанов.
К тому времени отношения Сталина и Рязанова были далеки от совершенства. Рязанов презрительно относился к стремлению Сталина стать единоличным вождём партии, а особенно к его теоретической подготовке, причём не боялся высказывать своё мнение публично. Безусловно, настоящую цену Сталина знал и сам Покровский. Таким образом, здесь сплелись и субъективные причины - личные отношения с вождём, и объективные - Покровский, несмотря на то, что он проводил достаточно жёсткую политику, был человеком старой выучки. Он оказался слишком мягкотелым и совершенно «чужим» в окружении беспринципных соратников Сталина. При всех своих столкновениях с Лениным, в глазах сталинских прихлебателей Покровский выглядел его ставленником. Принадлежность историка к ленинской гвардии и «старой» интеллигенции была поводом для его уничтожения.
С весны 1929 года отношения ЦК и Центрархива резко ухудшились. Стало ясно, что ЦК ведет свою политику, не спрашивая Центрархива: на развернутое послание участников архивного форума партийно-советским руководителям, заседавшим на V съезде Советов, не было получено ответа. Да и позиции самого Покровского заметно пошатнулись: его важная статья, направленная в редакцию «Правды», была сокращена почти на две трети. В это время редакционными делами в газете ведал помощник Сталина Л.З. Мехлис, сменивший Н.И. Бухарина.
Начиная с этого момента и до самой своей смерти в апреле 1932 года, Покровский, продолжая занимать высокие посты, в действительности уже ничего не решал. Скончался он 10 апреля 1932 года в Кремлёвской больнице от рака. Признанием его заслуг перед партией и государством стало захоронение урны с его прахом в Кремлёвской стене. С середины 1930-х годов была развязана кампания по дискредитации научных воззрений М.Н. Покровского и его школы. Бесспорно, что, доживи историк до волны репрессий второй половины 1930-х годов, он, вне сомнения, был бы репрессирован вместе с «левыми» коммунистами. После волны огульной критики его имя было забыто на долгие десятилетия. Сегодня же и имя и историческая концепция М.Н. Покровского давно стали вехой становления марксистского облика отечественной исторической науки и прочно вошли в её историю ХХ века.
Говоря о М.Н. Покровском как историке, необходимо, прежде всего, назвать его основные исторические произведения. Их не так много. Между 1907 и 1910 годами историк участвовал в коллективном труде «История России в XIX веке». В этом издании Покровским были написаны введение и главы, посвящённые Павлу I, Александру I, крестьянской реформе, правительственной политике 1866- 1892 гг., внешней политике царизма и декабристам. В 1910-1912 годах он издал «Русскую историю с древнейших времен» (в 5 томах), в 1914-1918 годах вышел двухтомный «Очерк истории русской культуры».
Последний том «Русской истории с древнейших времён» был запрещён царскими властями к опубликованию за его антимонархическую направленность. Со временем первый том «Русской истории...» был изъят из библиотек, а пятый конфискован цензурой и уничтожен по приговору судебной палаты.
После 1917 года Покровский выпустил работу «Русская история в самом сжатом очерке» (1920), которая была одобрена Лениным и стала одним из первых советских учебников для средней школы. Далее последовали «Очерки русского революционного движения XIX-XX вв.», курс лекций «Борьба классов и русская историческая литература», переиздание «Очерка истории русской культуры» (пятое издание, Петроград, 1923). Эта работа была переиздана как бы в ответ на «Очерки...» П.Н. Милюкова. На этом список крупных работ историка Покровского может быть закончен. Всего же по подсчетам исследователя А.А. Говоркова, известно 588 произведений Покровского, опубликованных при его жизни. В основном это рецензии, популярные статьи, проекты текстов и, собственно, тексты документов, декретов, циркуляров.
Таким образом, сегодня говорить о М.Н.Покровском как об историке всё-таки есть некоторые основания. Тем более, что именно он стал одним из первых русских историков, кто попытался рассмотреть историю России на основе марксистской методологической базы.
Нынешнее научное сообщество не всегда соглашается с тем, что этот факт можно поставить Покровскому в заслугу. Однако без рассмотрения его концепции совершенно невозможно обращение к истории отечественной историографии советского периода: практически все научно-исследовательские разработки XX века велись именно на основе «марксистско-покровской» методологии истории.
В начале своей научной деятельности Покровский критиковал позитивизм с позиций махизма, где основным критерием научности была целесообразность, т.е. научным считалось то, что наиболее быстро и верно ведет к поставленной цели. Как считает Л.И. Шапиро, в дальнейшем выборе исторического материализма для Покровского решающую роль играла отнюдь не истинность марксизма, а принцип целесообразности, удобства для той или иной группы людей.
Понимание того, что действительность определяется субъективным интересом, личным или коллективным, привело Покровского к уверенности, что стержнем истории является борьба интересов группы субъектов или классов. Именно политическая ангажированность марксизма, признание за угнетёнными классами прогрессивной исторической роли парадоксальным образом помогли соединению махизма и марксизма в философском мировоззрении Покровского.
Что же сам Покровский видел в качестве предмета и объекта исторического познания? Для него история в онтологическом смысле - это и прошлое (земли, природы, общества), и настоящее-сама быстротекущая жизнь, которую может наблюдать исследователь, и среда, обстановка, в которой совершается классовая борьба, деятельность личности и т.д. В историческом процессе он видит, как и Маркс, замену одного общественного строя другим.
Общественное развитие мыслилось Покровским как процесс диалектический, сложный, скачкообразный, противоречивый, в котором изменения идут не только путем эволюции, но и путём революционных преобразований. В обществе он видел не случайное сцепление отдельных частей и различных отношений, а живой единый организм, в котором отдельные компоненты расположены в определённой последовательности и обусловливают существование и развитие друг друга. Общество, по мнению Покровского, развивается за счёт внутренних, ему присущих сил. На каждом последующем этапе развития общественных отношений все меньшей становится их зависимость от природных географических влияний.
Природные условия, по его мнению, влияют на темпы исторического развития той или иной страны, но на различных этапах развития влияние природно-географических условий неодинаково: «Торговля и промышленность...чрезвычайно ускоряют развитие хозяйства и делают его менее зависимым от природных условий».
В конкретном анализе прошлого Покровский предлагал следующую схему: «Прежде всего, конечно, выяснить условия географической среды. Показать, как отразилась она на развитии производительных сил. Показать далее, какие на основе этих последних возникали группировки людей, классовые отношения. Выяснить, как эти отношения отразились на политической надстройке...Наконец, из этой структуры вывести «психику общественного человека», показать, как в данных условиях развития производительных сил развивалась в России «общественная мысль».
Безусловно, здесь Покровский пытался синтезировать подход «московской исторической школы» (в частности своего учителя В.О. Ключевского) и постулаты марксистской общественно-экономической теории.
Покровский сознательно противопоставлял себя старым представителям отечественной исторической науки на том основании, что для них важнейшей, системообразующей, была идея становления и существования государства, в то время как для марксизма – идея смены общественных формаций, базирующихся на способе материального производства.
И все историки школы Покровского ставили своей исследовательской задачей определить закономерные этапы развития истории русского народа, исходя из смены социально-экономической структуры общества.
В «Русской истории с древнейших времён» и первой части своего «Очерка по истории русской культуры» Покровский так определил основные стадии экономического развития народов: первобытное коллективное хозяйство, феодализм, ремесленное хозяйство и хозяйство капиталистическое Последнюю стадию он подразделял на периоды торгового и промышленного капитализма. При этом ремесленное хозяйство и торговый капитализм были произведены Покровским в особые экономические формации, хотя ни Маркс с Энгельсом, ни Ленин никогда таких формаций не признавали.
Определяя первый период в экономическом развитии как первобытное коллективное хозяйство, Покровский, прежде всего, боролся с теми историками и экономистами, которые доказывали извечность буржуазной собственности и отрицали наличие общинной собственности на землю. Считалось, что община была создана в поздний период и в целях осуществления чисто фискальных задач. Покровский настаивал на существовании коллективной собственности у древних славян. Следы первобытнообщинного коллективизма М. Н. Покровский находил не в общине-марке, а в большой семье, сохранившейся у славян под именем «печища», «дворища», «задруги» или «великой кучи». От первобытно-общинного строя, согласно Покровскому, сразу был осуществлен переход к феодализму.
Говоря о феодализме, Покровский возражал против националистических теорий, доказывавших своеобразие русского исторического процесса и отрицавших само наличие феодализма в Древней Руси.
Сущность феодализма Покровский видел в господстве натурального хозяйства и в росте экономической и личной зависимости крестьян. Начало генезиса феодализма относилось историком к периоду Киевской Руси, а окончательное утверждение - к XIII веку. При этом Покровский утверждал, что до XVI века государственного права, а, следовательно, и государства на Руси вообще не существовало. В «Русской истории» он утверждал, что феодальные отношения (крупное боярское землевладение) составляли базис, на котором была воздвигнута монархия Ивана III.
Разложение феодальных отношений под влиянием торгового капитала происходило, по мнению историка, с XVI века. Значительную роль в социально-экономическом развитии этого периода он отводил колебанию хлебных цен. В период роста цен интенсифицируется сельское хозяйство, появляется барщина, происходит закрепощение крестьян. В связи с этим опричнина представала как процесс замены крупного вотчинного хозяйства средним в пользу мелкопоместного дворянина опричника. Борьба между боярством, с одной стороны, помещиком и торговым капиталом, с другой привела к торжеству последних и закрепощению крестьян. XVII век - время феодальной реакции и «нового феодализма» - период развития торгового капитала, интересами которого были обусловлены реформы Петра и внешняя политика. После смерти Петра буржуазная политика потерпела поражение и возобладала дворянская.
Дворянскую вотчину послепетровского времени Покровский характеризовал как вотчину-государство. Он показал, что законодательная практика этого периода рассматривала крестьянина как подданного своего барина, а барин действительно был государем в своём имении. Покровский с полным основанием говорил, что сеньориальные отношения в России сохранялись даже через три столетия после создания централизованного государства.
Назвав строй, господствовавший в послепетровское время, «новым феодализмом», Покровский подчёркивал, что это не классический феодализм. Отход от юридической трактовки феодализма, который встречается в некоторых местах его работы, плохо согласовывался с чисто юридической трактовкой феодализма на других страницах того же труда. И все же следует обратить внимание на заявление, сделанное Покровским в заключительных абзацах главы четырехтомника о феодальных отношениях в Древней Руси. Феодализм, писал историк, “гораздо более есть известная система хозяйства, чем система права”. Покровский обратил внимание на раннее появление крупного феодального землевладения на Руси. В отличие от большинства дореволюционных историков, он признавал, что крупное боярское землевладение существовало в Киевской Руси уже в Х-XI вв. Покровский значительно острее, чем его предшественники, поставил вопрос о насильственных путях феодализации.
Ремесленную ступень хозяйства Покровский заимствовал у тех историков и экономистов, с которыми он боролся, когда говорил о первобытном коллективном хозяйстве. Период ремесленного хозяйства. по признанию Покровского, довольно точно соответствует «городскому» хозяйству К. Бюхера- представителя новой немецкой исторической школы в политэкономии. Покровский считал ремесло особой формацией с присущими только ему социальными отношениями, правом, философией, наукой и эстетическими представлениями. В частности, из ремесла Покровский выводил всяческий индивидуализм, «начиная от правового (индивидуальная собственность) и кончая эстетическим индивидуализмом в искусстве (импрессионизм, декадентство и т.п.)».
В «Истории России с древнейших времён» Покровский ещё не выделял особого ремесленного периода, а в «Очерке русской культуры» ремесленное индивидуальное хозяйство приходит на смену первобытному коллективному и датируется XVI-XVII вв. На смену ремесленному хозяйству, по мнению историка, пришел торговый капитализм.
О торговом капитализме как особой ступени экономического развития до М. Н. Покровского говорили «легальные марксисты» П. Струве, М. Туган-Барановский, А. Богданов и др. При этом все они по-своему трактовали марксистские положения о торговом капитале и его историческом значении.
Покровский описывал процесс постепенного охвата торговлей все большего количества районов, превращения купца в настоящего хозяина товара. В таких условиях. «ремесленник работает на скупщика, а не непосредственно на потребителя. Последний идет за товаром к купцу, а не прямо к ремесленнику». Ппояснив своему читателю, как торговой капитал опутывал мелкого производителя, Покровский сделал вывод о появлении особого общественного строя - торгового капитализма. Торговый капитал являлся необходимым условием возникновения промышленного капитала, но он «не составлял еще достаточного условия для возникновения капиталистического производства». Как и ростовщический, торговый капитал не всегда разлагал старый способ производства, не всегда ставил на его место капиталистический.
В «Русской истории с древнейших времён» Покровский говорил лишь о «набеге торгового капитализма на Россию», который начался и окончился уже в первой половине XVIII века. В этот кратковременный период господства торгового капитализма «тонкая буржуазная оболочка мало изменила дворянскую природу Московского государства, как немецкий кафтан природу московского человека».
В «Очерке истории русской культуры» торговый капитализм уже рассматривался им как важнейший двигатель русского исторического процесса. В «Очерке» он датируется XVII-XIX веками, но зачатки его (вместе с зачатками городского хозяйства) Покровский отыскивал в Киевской Руси. Объединение Руси вокруг Москвы - тоже было, по его мнению, делом «надвигающегося торгового капитализма».
Органами господства торгового капитала в политической сфере по его мнению были самодержавие и бюрократия. Торговый капитал действовал методами внеэкономического принуждения, поэтому он нуждался в крепостнической системе и самодержавии. Промышленный капитал действует методами экономического принуждения и нуждается в отмене крепостного права, в свободных договорных отношениях и конституционном строе.
В более поздних работах – «Русской истории в самом сжатом очерке» и в «Очерках революционного движения» теория торгового капитализма была доведена Покровским до логического конца. Самодержавие рассматривалось как политическая организация торгового капитализма, государство первых Романовых историк назвал «торговым капиталом в мономаховой шапке», а помещиков именовал агентами торгового капитала.
Только в начале 1930-х годов, перед смертью Покровский признал, что «мономахова шапка есть феодальное украшение, а не капиталистическое», и признал безграмотным само выражение «торговый капитализм». «Капитализм есть система производства, - писал он в 1931 г., - а торговый капитал ничего не производит... Ничего не производящий торговый капитал не может определять собою характера политической надстройки данного общества».
Следует отметить, что концепция Покровского подвергалась критике не только со стороны марксистов-ленинистов-сталинистов, у которых эта критика носила исключительно политизированный характер и была тесно связана с внутрипартийной борьбой и идеологическими установками.
Научные построения Покровского подверглись вполне обоснованной критике со стороны старых противников. Особенно усердствовал П.Н. Милюков, который увидел в теории Покровского одновременно и плагиат, и противовес своей концепции «культурной истории».
По его мнению, «главный тaлиcмaн Покровского, с помощью которого он всех обгоняет, заключается в том, что к добытым до него знаниям он применяет новую терминологию. Правящий класс у него называется “феодалами”, а торговый и промышленный - “буржуазией” - и так на протяжении всей “Истории от древнейших времен”. Более самоуверенно, чем все мы в те годы, он развенчивает “героев” в пользу господствующего класса, а этот класс делает автоматом экономических условий и состояния “производства”».
Главный недостаток, который Милюков видел в научной деятельности Покровского, выражался в том, что политическую надстройку последний видел только лишь в качестве ширмы к экономическим взаимоотношениям. При этом возникали неразрешимые противоречия, связанные с анализом государственной политики в экономической сфере. В остальном, Покровский, по мнению Милюкова, не уловил общей тенденции в перемене идеологии, он «задевал самые деликатные темы и танцевал на чувствительных мозолях. Недовольство накоплялось: должен был последовать и взрыв».
Подводя итог анализу исторических взглядов М.Н. Покровского хочется отметить, что сегодня, в период отказа от идеологических составляющих в историко-научной деятельности, историческая концепция М.Н. Покровского представляется своеобразной, но не более лучшей или худшей в отношении остальных построений отечественной историографии ХХ века. Поставленная в прямую зависимость её автором от политической конъюнктуры 1920-1930-х годов, она испытала на себе как все приёмы неуёмного восхваления и возвышения, так и методы научного, политического, морального и физического устранения основных её сторонников и носителей. Она придала значительное своеобразие советской исторической науке, особенно в первые десятилетия её становления и существования. И вполне закономерен полный отказ современного научного сообщества от марксистско-покровских схем, поиск новых приёмов методологии исторического познания.
По материалам:
Бычков С.П., Корзун В.П. Введение в историографию отечественной истории ХХ в.: Учебное пособие. - Омск: Омск.гос. ун-т, 2001.- 359 с.
Б ольшой и сложный путь М. Н. Покровского как ученого тесно связан с развитием русской дореволюционной историографии. Принадлежавший в начале своего жизненного пути к буржуазной исторической школе В. О. Ключевского, Покровский порывает с ней и объявляет себя сторонником марксистского направления. Трудам Покровского, как и всей марксистской историографии периода становления, присущи как сильные, так и слабые стороны. Они еще не раскрыты до конца. До сих пор исторические взгляды Покровского не получили полного и всестороннего освещения.
Заметим, что научная периодизация деятельности Покровского как ученого пока не разработана. Историки обычно придерживаются периодизации, данной самим Покровским в его письме по поводу статьи Рубинштейна. В этой периодизации творческий путь Покровского разделен на три периода; в том числе в дореволюционной научной деятельности выделено два периода: первый - до революции 1905 г. - «период демократических иллюзий и экономического материализма», второй - 1905 - октябрь 1917 г. Это период, как пишет сам Покровский, проложил принципиальную грань, отделяющую буржуазного демократа от большевика, время разработки русского исторического процесса на основе исторического материализма, создание исторической концепции, нашедшей свое выражение в «Русской истории с древнейших времен» и «Очерке истории русской культуры». В третий период Покровский включил советское время.
Эта периодизация приемлема лишь в общем виде, она не отражает всей сложности формирования исторических взглядов Покровского. До революции 1905–1907 гг. взгляды Покровского изменялись: из историка–позитивиста с эклектическим мировоззрением он становится ученым буржуазно–демократического направления - экономическим материалистом. Следует также выделить годы эмиграции Покровского - исключительно сложный и противоречивый период в развитии его мировоззрения и в то же время годы напряженной научной деятельности.
Более правильная периодизация формирования и развития исторических взглядов Покровского в дореволюционные годы нам представляется в следующем виде: первый период - до конца 90‑х годов - период либерального буржуазного историка школы В. О. Ключевского, «академического» ученого с мировоззрением позитивиста; второй - с конца 90‑х годов до революции 1905 г. - период историка буржуазного демократа, философские взгляды которого определялись экономическим материализмом; третий период - 1905–1909 гг. - время активной деятельности в партии и формирования взглядов историка социал–демократа - большевика, считавшего себя стоящим на позициях исторического материализма. Историческая концепция Покровского, сложившаяся в эти годы, изложена главным образом в его капитальном труде «Русская история с древнейших времен», который был завершен уже в следующий период.
Четвертый период (1909–1917 гг.) - время участия Покровского в антипартийной группе «Вперед», его идеологических заблуждений, увлечения исторической схемой Богданова. Как мы покажем в дальнейшем, теоретические шатания Покровского особенно отразились на его другом капитальном труде, «Очерк истории русской культуры», который в ряде случаев был шагом назад по сравнению с «Русской историей с древнейших времен». Вместе с тем в этот же период Покровский порывает с группой Богданова, налаживает связь с ленинским ЦК большевиков. Правильная позиция Покровского по вопросу об империалистической войне, его переписка с В. И. Лениным свидетельствуют о значительном прогрессе в мировоззрении ученого, в развитии его исторических взглядов, наметившемся уже в 1914–1917 гг. Периодизацию исторических взглядов Покровского в советское время рассмотрим в следующей главе.
Об исторических взглядах Покровского в первый период его научно–педагогической деятельности свидетельствуют его ранние работы, публиковавшиеся без подписи в библиографическом отделе журнала «Русская мысль» в 1892–1895 гг.
Увлечение эклектическими концепциями В. О. Ключевского и П. Г. Виноградова породило у молодого ученого интерес к социально–экономической тематике. Этот интерес еще более усилился благодаря его увлечению «легальным марксизмом». Экономический материализм был первым шагом отхода Покровского от идеалистического понимания истории.
Предшествующее развитие русской исторической мысли нашло свое завершение в эклектической схеме В. О. Ключевского, объединившей отдельные, но в общем связанные между собой направления буржуазной историографии. Основным положением этой схемы являлось якобы исконное своеобразие русской истории, найдено было и подходящее обоснование: борьба со степью, особые физические и климатические условия. В результате в России все оказывалось по–иному. В самом начале рисовалась развитая торговая и городская Киевская Русь, затем следовал удельный период. Как видим, даже название было здесь выбрано особое, местное, подчеркивающее национальное своеобразие, не имеющее места у других народов. Надо ли говорить о случайности этого терминологического определения, навязанного историографии буржуазной юридической школой? За удельным периодом начиналось «собирание русской земли» (как будто образование централизованных государств было неизвестно феодальной и послефеодальной Европе).
Лишь с Петра I начинается поворот в истории России, но и он трактуется как переворот, и притом переворот, совершенный сверху вопреки экономическому развитию. Отсюда и вся концепция последующей русской истории, теория своеобразия исторического процесса, протекающего под приматом государства, теория внеклассового прогрессивного государства и отсталого общества, государства, выступающего в роли движущей силы исторического развития, заслоняющего и заполняющего собой все содержание русской истории. Основным ядром исторической схемы становится история русской государственности.
Характер схемы буржуазных историков выступал с особенной яркостью при рассмотрении двух переломных моментов развития России - эпохи Петра I и эпохи реформ 60‑х годов XIX в. Оба этих момента изображаются как произведенные сверху перевороты. В первом случае Петр I властной рукой переводит Россию на новые рельсы, меняет ее судьбы; причем историки охотно соблазняются заострением картины насильственного переворота, совершающегося по воле монарха. Такое же объяснение дается и 60‑м годам. «Историей приказов и канцелярий» подменяется история народного хозяйства, социальных отношении и классовой борьбы. Эта схема прочно утвердилась в российской историографии, ее приняла не только буржуазная наука, не только народничество с его мелкобуржуазным романтизмом, от нее не всегда умели уйти и отдельные историки, считавшие себя марксистами.
Впервые марксистская концепция истории России получила разработку в ленинских трудах. Ленин осветил многие важнейшие проблемы истории нашей страны, которую считал неразрывной частью всеобщей истории, охарактеризовал феодализм на Руси как общественноэкономическую формацию, показал процесс развития капитализма в недрах феодального строя, дал глубокий и всесторонний анализ капитализма. В трудах Ленина разработана периодизация революционного движения в России. Он показал историческую роль рабочего класса в борьбе против царизма и буржуазии, в строительстве нового строя, значение союза рабочего класса с крестьянством для победы социализма.
В. И. Ленин нанес принципиальный и сокрушительный удар дворянской и буржуазной историографии и одновременно поставил перед революционерами задачу выработать «марксистское понимание русской истории…».
Покровский впоследствии возьмется за выполнение этой задачи, создаст обобщающий труд, в котором русская история с древнейших времен до конца XIX в. излагается с позиций марксизма. Разработка такого труда означала замену общих курсов, дворянских и буржуазных историков курсом, созданным историком–коммунистом.
Выполнению Покровским этой сложной и ответственной задачи предшествовала непрерывная эволюция взглядов ученого, начавшаяся в первый период; этот процесс особенно бурно протекал во второй период его научной деятельности и дал свои результаты уже в третий период развития исторических взглядов ученого (1905–1909 гг.).
Начало эволюции взглядов Покровского можно проследить в его трудах конца 90‑х годов, прежде всего в статьях, опубликованных в «Книге для чтения по истории средних веков», издававшейся под редакцией П. Г. Виноградова в 1896–1899 гг.. Особенно это касается статьи «Хозяйственная жизнь Западной Европы в конце средних веков», где Покровский уже выступает с тезисом о тождестве исторического процесса в нашей стране и на Западе.
В наше время стало обычным, что исследователь, анализируя явления русской истории, рассматривает ее как составную часть всемирной истории. В конце XIX в. исторические параллели между Россией и Западом были новаторством для профессионального историка. Тождество русского и западного вотчинно–сеньориального строя, хозяйственной структуры и социальных отношений, развития городского хозяйства проводится Покровским с настойчивой последовательностью в детальном сопоставлении терминологических обозначений. Это давало возможность впоследствии рассматривать статью «Хозяйственная жизнь Западной Европы в конце средних веков» как первую работу, в которой отчетливо видны исторические взгляды Покровского.
Научные поиски Покровского были бы, несомненно, более плодотворными, если бы в эти годы он был знаком с работами В. И. Ленина, опубликованными в конце прошлого века. Однако в эти годы Покровский находился под влиянием работ М. И. Туган–Барановского «Русская фабрика» и А. А. Богданова «Краткий курс экономической науки».
Богданов рассматривал развитие человеческого общества как движение от низших хозяйственных форм к высшим, основывающимся на росте общественного разделения труда и товарно–денежных отношений. В периодизации исторического процесса он исходил из хозяйственных форм, вследствие чего барщинно–крепостническое хозяйство и торговый капитализм выделялись в особые формации.
Весьма показательно, что в ранних работах, выдвигая на первый план экономические отношения, Покровский подобно Богданову раскрывал их как отношения обмена. Так, в его статьях «Хозяйственная жизнь Западной Европы в конце средних веков» и «Отражение экономического быта в «Русской Правде»» роль торговли и торгового капитала в истории России преувеличена. Заграничная торговля, утверждает Покровский «вызвала целый экономический переворот, следы которого мы также находим в «Русской правде». Этот переворот, по его мнению, заключался в быстром переходе от натурального хозяйства к денежному, следствием чего являются две особенности «Русской правды», весьма необычные для первобытного общества: «Выдающееся и отчасти даже привилегированное положение купцов, как владельцев денежного капитала, и ряд узаконений о росте, показывающих, что этот вопрос был в то время очень разработан».
Теоретические построения Покровского в первый период его научной деятельности были сугубо эклектичными; автор еще не вполне отрешился от влияния идеалистической философии. Имело значение и то, что еще на студенческой скамье Покровский сильно увлекался произведениями субъективных идеалистов: Беркли, Юма, Маха и др. Одно время Покровский даже разделял то положение, что мир есть продукт человеческого сознания.
Влияние Туган–Барановского, Богданова, несомненно, задерживало формирование исторических взглядов Покровского в сторону марксизма. Однако обращение Покровского к трудам Маркса и Энгельса помогало ему нащупывать правильные решения в разработке конкретных исторических проблем, о чем свидетельствуют уже упоминавшиеся выше статьи. В статье «Восстановление Западной Римской империи» Покровский писал, что отвлеченные идеи воспринимаются людьми лишь в конкретной материальной форме. Существование государства христиан Священной Римской империи связывалось в их представлении с определенной территорией, а «единое христианство представлялось в виде народа, управляемого одной властью - властью императора».
В статье «Средневековые ереси и инквизиция» Покровский раскрыл враждебность религии науке и человеческому прогрессу, показал, что духовенство, не располагая достаточной материальной силой, строило свою власть на невежестве. Говоря об учении различных сект, Покровский верно отмечал, что они «не только не оспаривали мировоззрение, на котором держалась церковь, но проводили его еще последовательней самого католицизма». В ханжестве церковников, в их страсти к наживе, в их жестокости, верхом которой была инквизиция, Покровский видел «лучшее доказательство того, как пагубно было господство церкви для тогдашней Европы». «Не «гроб господень», а завоевание Византии было целью рыцарей», - писал он в статье «Четвертый крестовый поход и Латинская империя».
Следует отметить, что опубликование этих статей в условиях всевластия царизма, видевшего в религии и церкви одну из своих главных опор, имело положительное значение: направленные против идеализма и поповщины, они способствовали формированию материалистического мировоззрения. Однако тема классовой борьбы в работах конца 90‑х годов Покровского еще не получила развития: ученый только подходит к ней в работе «Господство Медичи во Флоренции».
Таким образом, научная деятельность Покровского в первый период (90‑е годы) проходит в основном в русле буржуазной исторической школы, характеризуется эклектической философией позитивизма. Молодой ученый знакомится с работами Маркса и Энгельса, которые в какой–то мере отражаются на его исторических взглядах. Однако влияние сочинений Богданова по философии и политической экономии задерживало развитие исторических взглядов Покровского.
Буржуазно–демократические взгляды Покровского, которые сложились в начале 900‑х годов (второй период, по нашей периодизации), можно проследить по его работе «Земский собор и парламент». Покровский опровергал попытки либеральной буржуазии доказать, что России не нужен парламентаризм, что из ее национальных особенностей вытекает необходимость созыва земских соборов. В статье убедительно доказывалась нежизнеспособность земских соборов, отстаивались преимущества парламента по сравнению с ними.
Короткий период «демократических иллюзий и увлечения экономическим материализмом», как характеризовал это время сам Покровский, завершается рецензией на «Курс русской истории» В. О. Ключевского. В этой рецензии Покровский критически осмысливает концепцию своего учителя и формулирует вывод о том, что освещение русской истории с позиций буржуазной историографии показало свою полную несостоятельность.
Теория надклассовой роли государства находилась в полном разладе с фактами и рассыпалась при первой же попытке их серьезного исследования. Сам Ключевский не мог свести концы с концами: если первые его лекции отличались в какой–то степени единством мысли, замечает Покровский, то в его «Курсе русской истории» уже нет этой стройности. Покровский уже понимает, что эклектика книги не только в ее методологии, но и в изложении конкретного материала. Говоря об ущербности буржуазной исторической науки, он пишет: «Нам кажется, что то направление русской исторической науки, блестящим представителем которого является «Курс», само уже становится понемногу предметом истории».
Заметим, что и во второй период, который в целом характеризует Покровского как экономического материалиста, у него полностью не изжиты и идеалистические взгляды. Так, в 1904 г. Покровский помещает в журнале «Правда» статью ««Идеализм» и «законы истории»», направленную против книги Г. Риккерта «Границы естественнонаучного образования понятий. Логическое введение в исторические науки». В этой работе он утверждает: «…«субъективно–идеалистическая» точка зрения не так много меняет в фактическом содержании науки, как это могло показаться с первого взгляда. Будем ли мы считать солнце, например, вне нас существующей реальностью или обязательным для нас состоянием сознания, наше научное отношение к нему существенно не изменится. И в этом и в другом случае это будет для нас нечто «данное», к чему мы должны приспособляться».
Третий период формирования исторических взглядов Покровского (1905–1909 гг.) характеризуется прежде всего тем, что Покровский приступает к изучению трудов В. И. Ленина, порывает с буржуазной исторической школой и осознает необходимость освещения русского исторического процесса с марксистских позиций, берется за выполнение задачи, поставленной Лениным, - создать курс русской истории, который сменит устаревшие и обанкротившиеся курсы, написанные дворянскими и буржуазными историками.
Эволюция взглядов Покровского выразилась в признании им значения классовой борьбы в истории и необходимости доведения классовой борьбы до социальной революции. Покровский с марксистских позиций оценивает роль Русского государства и самодержавия и приходит к выводу, что единственной революционной партией в России является партия рабочего класса, созданная В. И. Лениным.
Вступление в большевистскую партию, встречи и переписка с вождем революции В. И. Лениным, участие в революционной борьбе оказали огромное влияние на формирование мировоззрения Покровского. Отражением этого служит вышедшая в 1906 г. брошюра «Экономический материализм». Покровский показывает коренное отличие экономического материализма от марксизма. «Марксизм, - пишет он, - не только объясняет историю экономическими причинами, но и представляет себе эти экономические причины в определенной форме классовой борьбы. Это - революционный исторический материализм , в отличие от мирного, эволюционного экономизма многих буржуазных писателей».
Раскрывая теорию «революционного исторического материализма», т. е. марксизма, Покровский подвергает резкой критике надуманные положения экономического материализма. «Нет ничего ошибочнее того наивного «упрощения» материалистического понимания истории, - пишет он, - которое делает из последней слепой, стихийный процесс, идущий своим чередом, как если бы людей с их сознанием на свете не существовало». По этой совершенно чуждой марксизму теории выходит, что если бы люди прекратили всякую борьбу за жизнь, свободу и счастье, то история все же продолжала бы свое движение «механическим путем, наподобие заведенной шарманки». Утверждение Маркса, говорит Покровский, что не сознание людей определяет формы их бытия, а, напротив, общественное бытие определяет их сознание, противостоит ходячей буржуазной теории, принимавшей «идеи» за конечные причины всех общественных перемен. Учение Маркса - это научная теория, бесстрашно ведущая анализ «идей» до их последнего, самого глубокого корня.
Много внимания в брошюре уделено изложению марксистской теории классовой борьбы. Марксизм, подчеркивает Покровский, не только объясняет историю экономическими причинами, но и представляет себе эти экономические причины в определенной форме классовой борьбы.
Эта работа еще не свободна от влияния экономического материализма, воспринятого Покровским от «легальных марксистов», но в целом ее содержание направлено именно против них. Несомненно, что в исторических взглядах ученого произошел коренной перелом, что он исходит из положений исторического материализма, который считает «сложнее, чем экономический материализм просто».
Эволюция взглядов Покровского отразилась и на его конкретно–исторических работах, прежде всего на его статьях по внешнеполитическим проблемам в «Истории России в XIX веке».
Заметим, что дворянско–буржуазная историография уделяла очень мало внимания вопросам внешней политики России в XIX в. Правда, «восточный вопрос» в какой–то степени был освещен в литературе (главным образом в публицистике) с позиций международного права, а также в военных трудах, которые рассматривали стратегические и тактические операции. Вся эта литература совершенно не касалась дипломатической стороны проблемы. Буржуазно–дворянские историки, работавшие над вопросами внешней политики России в XIX в., видели свою задачу в обосновании официальных легенд царизма.
Статьи Покровского по внешней политике в XIX в. посвящены следующим вопросам: наполеоновским войнам, Священному союзу, восточной политике Николая I, царизму как жандарму Европы, войне 1877–1878 гг., политике царизма на Балканах, франко–русскому союзу, политике России на Кавказе, в Средней Азии и т. д.
Статьи объединяет общая тенденция обличения самодержавия, показа гнилости и бессилия строя, враждебного трудовому народу, бездарности царских генералов, продажности и коррупции царской администрации. Автор всеми доступными ему изобразительными средствами, опираясь на огромный фактический материал, подводит читателя к мысли о неизбежности социальной революции в России, гибели несправедливого строя, основанного на эксплуатации и угнетении. В этом, на наш взгляд, состоит новизна и особенность внешнеполитической концепции Покровского.
Однако, показывая отрицательные стороны внешней политики России, Покровский нередко допускает одностороннее, необъективное освещение исторических событий. Русская дипломатия, об искусстве которой Ф. Энгельс писал как о наиболее выдающейся дипломатии мира, окрашена Покровским в один цвет бездарности и глупости. Военное искусство России, деятельность выдающихся военачальников не раскрыты; не показаны героизм и самоотверженность русских солдат.
Покровский не видит также прогрессивного значения присоединения к России ряда народов, огульно сводя все лишь к агрессивности царизма, упуская значение объединения русского рабочего класса и крестьянства с трудящимися национальных окраин в общей борьбе против эксплуататоров и империалистических хищников Европы и Азии.
Статьи М. Н. Покровского о внешней политике России в XIX в. были попыткой профессионального историка исследовать проблемы с революционных, материалистических позиций. В этих работах он рассматривал внешнюю политику царизма в тесной связи с внутренней политикой и интересами господствующих классов. Несмотря на недостатки, его концепция, развитая в этих статьях, для своего времени была прогрессивной. Историографы, анализировавшие освещение Покровским проблем внешней политики, единодушны в признании того, что ученый привлекает богатый конкретно–исторический материал. Однако в оценке его концепции имеются существенные противоречивые, взаимоисключающие утверждения. Сам М. Н. Покровский при переиздании в 1924 г. статей, входивших в состав «Истории России в XIX веке», отдельным сборником признавал, что они «порядочно устарели», «в общем и целом стоят на классической позиции II Интернационала. Международным отношениям дается в них освещение не столько с точки зрения реальных экономических интересов различных социальных групп… сколько от идеологии этих групп. Дворяне будто бы ведут свою «феодальную» политику, промышленный капитал - свою «либеральную» и т. д.».
Следует признать, что статьи Покровского, опубликованные в «Истории России в XIX веке», устаревшие, по признанию автора, уже в начале 20‑х годов, в наше время имеют лишь историографическое значение.
Как уже говорилось, четвертый (1909–1917 гг.) период формирования исторических взглядов Покровского проходит за рубежом, в эмиграции. Это был особенно сложный и противоречивый период. С одной стороны, именно в эти годы он воплощает в жизнь многие планы, задуманные в третий период, в годы революции 1905–1907 гг., навеянные встречами и беседами с В. И. Лениным; с другой стороны, в это время он сотрудничает с участниками антипартийной группы «Вперед» и в общем виде формулирует свою схему «торгового капитализма».
Подавление первой русской революции своеобразно отразилось на мировоззрении Покровского. У него возникают неверные прогнозы дальнейшего развития революционного движения в России. Теоретические шатания, непонимание ленинской теории демократической революции и ее перерастания в социалистическую революцию создают условия, при которых Покровский попадает в сети оппозиционеров. Вскоре он отходит от группы «Вперед», но длительное время фактически остается вне партии. Дальнейшее развитие Покровского как историка–марксиста, бурно проявившееся в 1905–1908 гг., в 1909–1914 гг. значительно замедлилось. Имели значение и «непроветренные уголки его мировоззрения», как потом довольно образно выразился сам ученый.
В эти годы выходит «Русская история с древнейших времен» - первая капитальная, обобщающая работа в дореволюционной историографии, в которой сделана попытка дать марксистское освещение всего процесса исторического развития России. Пятитомное издание хронологически охватывало историю нашей страны от первобытнообщинного строя до XIX в.. Последний том, содержащий разделы, посвященные истории революционного движения в России, был уничтожен царской цензурой. В предисловии к первому изданию Покровский писал о том, что он ставил перед собой задачу обработать с материалистической точки зрения материал, собранный историками–идеалистами.
При написании труда Покровский в целом анализировал историческое прошлое нашей страны в соответствии с учением о смене общественно–экономических формаций, хотя отчетливого теоретического представления о законах смены этих формаций в практическом их применении к истории нашей страны он, конечно, еще не имел.
Специальная глава «Следы древнейшего общественного строя» (гл. I) посвящена первобытнообщинному строю. Отвечая на вопрос, с чего начала древняя Русь, Покровский полемизирует с дворянскими и буржуазными историками Щербатовым, Шлецером и Соловьевым, которые изображали наших предков в виде дикарей, чуть ли не бегавших на четвереньках, кочевого народа.
Покровский приводит характеристику славян, данную в работе Болтина: «…руссы жили в обществе, имели города, правление, промыслы, торговлю, сообщение с соседними народами, письмо и законы», а также утверждение экономиста Шторха о том, что во времена Рюрика была развита торговля, из которой, по мнению Шторха, возникло само Русское государство. Покровский пишет далее: «И в пользу сравнительно высокого уровня экономической, а с нею и всякой другой культуры славян в древнейшую эпоху, и в пользу низкого уровня этой культуры источники давали достаточно доказательств…» Все зависело от того, какое племя попадало в поле зрения историка. Что было частным, а что было достоянием всех племен? Анализируя источники, он приходит к выводу: «…на Восточно–Европейской равнине, в нынешней. Московской или Владимирской губерниях, существовало земледелие с незапамятных времен…»
Подчеркивая определяющую роль способа производства материальных благ при анализе общественных отношений, Покровский пишет: «Древнейшая общественная организация стоит в тесной связи со способами добывания пищи». В качестве «клеточки» первобытной организации он описывает так называемые печище или дворище.
Покровский считал, что «печище» или «дворище» представляли общеславянскую особенность и были тождественны сербо–хорватской задруге или «великой куче». К началу исторической жизни эти первобытные организации, утверждал он, были уже построены по плану патриархальной семьи, но главную роль в них играли не родственные, а экономические (хозяйственно–территориальные) связи. В такой семье могли быть и посторонние люди, объединившиеся по договору «складства», и рабы, которых в первобытной семье нельзя отделить от членов семейства.
«На основе общего хозяйственного интереса, - замечает Покровский, - вырастает вся первобытная общественная организация… хозяйственная организация семьи необходимо предполагала военную организацию для охраны продуктов хозяйства… Члены такой семьи - работники в одном хозяйстве, солдаты одного отряда, наконец, поклонники одних и тех же семейных богов - участники общего культа. Это дает нам возможность понять положение отца такой семьи. Всего меньше он «отец» в нашем смысле этого слова. Руководство всем семейным хозяйством и военная дисциплина, необходимая для обороны этого хозяйства, дают в его руки громадную власть».
Из такой первобытной организации, по мнению Покровского, постепенно возник древнейший тип государственной власти. Разросшаяся семья, сохранившая свое единство, образовывала племя; глава семейства становился князем. Дробление «печища» является «не менее характерным показателем того способа, каким возникала крупная вотчинная собственность древней Руси…». Покровский считает допустимым, что и город развился из «печищ», главами которых были «старцы градские». Из совокупности тех «печищ» и «огнищ», которые занимались не земледелием, а промыслами, торговлей и разбоем, возник город. Рациональным зерном такой схемы происхождения города был сам факт появления городов в результате внутреннего развития, а не внешнего толчка, как это утверждал Ключевский.
«Русская история с древнейших времен» покончила и с другой традицией общих курсов–изображать Русское государство демиургом общественной жизни и экономики страны - и в этом сделала большой шаг вперед. Но в освещении этого вопроса Покровский нередко противоречит сам себе. Так, он считает, что до XIII в. в нашей стране «вообще государства в современном нам смысле слова… не было». «Неправильное положение Покровского в этом важном вопросе тем удивительнее, - писал Б. Д. Греков, - что он в другом месте того же своего труда признает наличие бояр, крупных землевладельцев и в X и XI вв., признает и их политическое значение, говорит он и об угнетенных бедняках в Киеве. Разве это не классы? Разве это не база для государства?»
Заметим, что, отрицая существование в Киевскую эпоху государства «в современном положении этого слова», Покровский все же признает наличие Киевского государства, он пишет, например: ««Федеративный» и «республиканский» характер древнерусского государственного строя на самых ранних из известных нам ступенях его развития устанавливается таким путем вполне определенно».
Ко времени Киевской Руси относит Покровский начало генезиса феодализма. Характерно, что в 1909–1910 гг., когда писались и издавались соответствующие тома «Русской истории с древнейших времен», вопрос о русском феодализме, разработанный в произведениях В. И. Ленина, исторической наукой еще не был освоен. Что касается общепринятой периодизации этапов феодализма, то она еще не выработана и в наше время.
В. О. Ключевский, курс которого в те годы считался высшим достижением русской историографии, полагал, что в России вообще не было феодализма.
В своей «Русской истории с древнейших времен» Покровский, хотя и непоследовательно, излагает важнейшие черты феодального крепостнического хозяйства: господство натурального хозяйства, наделение непосредственного производителя средствами производства и землей, личную зависимость крестьянина от феодала. Понимая, что «печище» с его коллективной собственностью не могло сразу перейти к феодализму, он пишет об изменении в этой «клеточке первобытной общины»: «В «печище» не было индивидуальной собственности, потому что не было индивидуального хозяйства; но, когда последнее появилось, о равенстве не было и помину».
Заметим, что в статьях, опубликованных в двухтомнике «Против исторической концепции М. Н. Покровского» и «Против антимарксистской концепции М. Н. Покровского», авторы в ряде случаев вынуждены признать значительный вклад ученого в разработку ранней истории России. Например, С. В. Бахрушин писал, что М. Н. Покровский правильно угадывал зарождение феодального порядка уже в Киевской Руси. Покровский нашел в «Русской правде» упоминание о «крупней боярской вотчине с ее необходимыми атрибутами: прикащиком, дворовой челядью и крестьянами, обязанными за долг работать на барской земле (закупами)». «Боярин «Русской правды», - говорил Покровский, - прежде всего крупный землевладелец». Эта мысль, утверждает С. В. Бахрушин, впоследствии была развита в исследованиях Б. Д. Грекова.
Покровский, по мнению С. В. Бахрушина, высказал и другую важную мысль о «тесной зависимости (по крайней мере некоторых категорий смердов. - С . Б. ) от княжеской власти». Наконец, Покровский доказывает наличие «уделов», т. е. феодальной раздробленности в Киевской Руси, в «доудельный» период, как он пишет не без иронии. «В общем итоге получается целостная и убедительная картина феодальных порядков в Киевском государстве».
Весь фактический материал, собранный Покровским, подводит к выводу о возникновении двух основных классов феодального общества - землевладельцев–феодалов и эксплуатируемых крестьян. Однако четких выводов из этого материала сам Покровский не делает.
Выступая с критикой В. О. Ключевского, считавшего, что торговля была осью политической истории Киевского периода, Покровский не может еще полностью освободиться от влияния своего учителя, показать подсобное значение торговли.
Покровский пишет о княжеском землевладении в древней Руси, дает яркую картину организации феодальной вотчины. Это должно было бы привести к выводу, что политическая сила феодала покоилась не столько на успехах его «грабительской» торговли, сколько на расширении его власти на землю и увеличении числа эксплуатируемых крестьян; в городах в той или иной степени хозяйничали те же феодалы.
Переходя к изучению периода феодальной раздробленности, Покровский правильно отмечает, что «упадок», картину которого так блестяще нарисовал В. О. Ключевский, «был больше кажущийся, ибо те способы производства и обмена, к каким переходит, с одной стороны, суздальская, с другой - новгородская Русь XIII века, сравнительно с предыдущим периодом были несомненным экономическим прогрессом». Что касается Киевского государства, то, по мнению Покровского, оно разрушилось по ряду причин: прекращение «разбойничьей торговли», «на которой зиждилось благополучие русского города VIII–X веков. Внеэкономическое присвоение имело свои границы», «упадок интереса» князя к киевским городам, сосредоточение его интересов в собственных уделах. Ослаблению городов способствовало также изменение торговых путей, запустение водной дороги «из варяг в греки». И наконец, окончательно крупные города были разгромлены татарами. «…Взятие города татарами означало его столь полный и совершенный разгром, какого никогда не устраивали русские князья или даже половцы…»
Следует отметить еще один «анахронизм» Покровского: несомненным влиянием Ключевского объясняется изображение в Киевской Руси двух параллельных сил: торгового города с его особым вечевым укладом и феодальной деревни, в которой обмен отсутствовал.
С. В. Бахрушин назвал это дуализмом древнерусской истории. Отсюда и вывод Покровского: «Вопрос, какое из двух прав - городское или деревенское - возьмет верх в дальнейшем развитии, был роковым для всей судьбы древнерусских «республик»».
Конечно, город Киевской Руси XI–XII вв. уже выделился из деревни, ибо он представлял собой факт концентрации населения, орудий производства, капитала, потребностей и способов их удовлетворения, между тем как в деревне мы наблюдаем диаметрально противоположное явление - изолированность и разобщенность. Однако такого антагонизма, как изобразил Покровский, не могло быть: вообще антагонизм против городов возникает «вместе с полным развитием феодализма».
Анализируя причины раздробления Руси во второй половине XII в., Покровский делает правильный вывод: в конечном счете внешние «катастрофы», которые привели к феодальной раздробленности, были обусловлены глубокими экономическими причинами. Однако выдвинутая им аргументация не выдерживает критики. Не перемещением мировых путей и истощением страны хищническими приемами хозяйства, а прежде всего ростом крупного феодального землевладения и усилением роли землевладельцев, ростом отдельных городов объяснялось распадение Киевского государства во второй половине XII в.
Нашествие татаро–монголов и их господство над Русью Покровский характеризует словами летописца как «венец всех ужасов, какие только можно вообразить». Он с полным основанием пишет, что завоеватели принесли Руси неисчислимые бедствия, разрушая города и села, истребляя жителей или угоняя их в рабство. Однако наряду с гибельными последствиями татаро–монгольского нашествия Покровский находил в нем и положительные стороны, хотя и оговаривался при этом, что в целом «ничего по существу нового этот внешний толчок в русскую историю внести не мог». Это положительное, по мнению Покровского, заключалось прежде всего в установленной захватчиками на Руси системе налогового обложения. «Московскому правительству впоследствии ничего не оставалось, - пишет Покровский, - как развивать далее татарскую систему, что оно и сделало. Но татары внесли в древнерусские финансы не только технические усовершенствования: они, поскольку это доступно действующей извне силе, внесли глубокие изменения и в социальные отношения…»
Ошибочность этих утверждений Покровского очевидна. Архаичные формы управления татаро–монгольских феодалов в захваченных ими землях Покровский принимал за прогресс в социальном быте покоренных народов. Как известно, татаро–монголы, общественный строй которых основывался на кочевом скотоводстве, по уровню социально–экономического и культурного развития стояли много ниже Руси. Примитивной была и их государственная организация, принадлежавшая к раннефеодальному типу и сохранившая много пережитков родового строя.
Что касается Руси, то она до татаро–монгольского нашествия находилась на уровне социально–экономического и культурного развития других европейских стран. Татаро–монгольское завоевание надолго задержало историческое развитие Руси, явилось одной из важнейших причин ее последующей отсталости от Западной Европы. Как рациональное зерно во взглядах Покровского следует отметить то, что он уже видел наличие тесной связи между процессом объединения русских земель, образования централизованного государства и свержением татаро–монгольского ига.
Нельзя согласиться с утверждением некоторых историков о том, что Покровский якобы отрицал наличие какого–либо обмена в Киевской Руси. Напротив, считая господствующим натуральное хозяйство, Покровский неоднократно отмечал существование мелкой торговли, которая позволяла купцам концентрировать в своих руках большие суммы денег.
Основу экономики русских земель в период феодальной раздробленности составляло сельское хозяйство. Отмечая это, Покровский показывает, что экономическое развитие различных княжеств и торговых республик было своеобразным. Несмотря на большое значение торговли для Новгорода и Пскова, основой экономики и здесь было сельское хозяйство. В руках немногих богатых новгородцев сосредоточивалась огромная земельная собственность, именно землевладельцы составляли верхний слой общества.
Подчеркивая рост экономического и политического значения Москвы, Покровский пытается вскрыть причины завершения периода феодальной раздробленности. Он не согласен с утверждениями С. М. Соловьева и Б. Н. Чичерина о том, что князья собрали воедино разрозненные русские племена, по частному праву наследования раздробили это приобретенное ими достояние, они же соединили в государство разрозненные части. Покровский берет теории «собирания Руси» вокруг Москвы в кавычки, отделяя процесс политического объединения русских земель от процесса «образования единого государства». Возникновение единого государства он датирует XVII в., это, по его мнению, было результатом ликвидации феодальных отношений в их более древней форме «под влиянием экономических условий, много более поздних, чем «уничтожение последних уделов»».
Тем самым, как считает Л. В. Черепнин, «правильно подмечено, что политическая централизация в XIV–XV вв. происходила на базе еще недостаточно глубоких и широких экономических связей, которые лишь в XVII в. (в процессе складывания всероссийского рынка) начинают приобретать устойчивый характер».
Покровский был близок к правильному пониманию сущности Русского государства того времени как огромной ассоциации феодальных владельцев, как «феодальной монархии», «организации командующих общественных элементов».
Справедливо отказываясь от характеристики московских князей как «собирателей» русских земель, Покровский стремится выяснить социальные силы, которым принадлежала ведущая роль в образовании централизованного государства.
Покровский возражает против шаблонного противопоставления «боярства» и «государя» как сил «центробежной и центростремительной в молодом Московском государстве…». По его справедливому мнению, «одним из самых неудачных пережитков идеалистического метода» было изображение государства как некой самостоятельной силы, сверху воздействующей на общество.
Однако, выступая против упрощения в понимании взаимоотношений в стане феодалов, Покровский не избежал и сам подобных сшибок. «Справедливо обращая внимание на первоочередное значение экономики «в ряду безличных факторов, определивших «собирание» Руси около Москвы», М. Н. Покровский, неисторически модернизируя явления, сводит экономические предпосылки политического объединения страны к «борьбе за рынки».
В ряде случаев Покровский недооценивает в политическом объединении русских земель значения борьбы против татаро–монгольского ига, хотя и не отрицает значения этой борьбы для консолидации государства.
Покровский выступает против понимания процесса ликвидации последних уделов как конца феодализма, подчеркивая феодальный характер Московского государства. Вместе с тем он отмечает некоторые новые черты во внутренней и внешней политике московских князей начиная с середины XV в., акцентируя внимание на социальных противоречиях.
Важную роль в создании централизованного государства он отводит не великокняжеской власти, а церкви. «…Если в практике великого княжества Московского, - пишет он, - не было ничего, к чему могла бы привязаться идея единой российской монархии, то было налицо учреждение, в котором единство было практически достигнуто, где, стало быть, было место и для теории единодержавия. Раньше, чем московский князь стал называть себя царем и великим князем всея Руси, давно уже был митрополит всея Руси…»
Рассказав о восстании «черных людей» в Москве в 1382 г., он делает вывод: «Вся история как нельзя более характерна для отношений «народа» и «власти» в удельной Руси: и эти «строители» и «собиратели», продающие город татарам, и эта «чернь», умеющая обороняться от татар без «собирателей» гораздо лучше, чем с ними». Роль народных масс в историческом прогрессе показана здесь достаточно рельефно.
Как верно подмечено в «Русской истории с древнейших времен», период создания централизованного государства отличался широким распространением поместной формы феодальной собственности, возникновением денежной формы ренты и ростом на новой основе в конце XVI в. отработочной ренты с одновременным понижением роли продуктовой ренты. Большое значение в этом процессе Покровский придает опричнине, которую считает «кульминационным пунктом длинного социально–политического процесса, который начался задолго до Грозного…». Он подчеркивает, что, «экспроприируя богатого боярина–вотчинника в пользу мелкопоместного дворянина, опричнина шла по линии естественного экономического развития, а не против него». Покровский сделал правильный вывод о том, что в развернувшейся борьбе боярство оказалось в конечном счете побежденным.
С XVII в., как указывал В. И. Ленин, начался новый этап в экономической истории России, который характеризуется «действительно фактическим слиянием всех таких областей, земель и княжеств в одно целое. Слияние это вызвано было… усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим товарным обращением, концентрированием небольших местных рынков в один всероссийский рынок. Так как руководителями и хозяевами этого процесса были капиталисты–купцы, то создание этих национальных связей было не чем иным, как созданием связей буржуазных». Имея в виду это указание Ленина, мы можем считать, что Покровский был прав, утверждая: «Московское государство XVII века было результатом ликвидации феодальных отношений в их более древней форме…»
В «Русской истории с древнейших времен» анализируются такие источники первоначального накопления, как налоги, откупы, подряды. Взяв в свои руки многие, пишет Покровский, «монополии», государство сыграло в этом большую роль. Одной из форм первоначального накопления была концентрация капиталов в торговле. Торговый капитал ускорял разложение ремесленного производства и содействовал возникновению промышленных предприятий.
В рамках феодального способа производства росло значение торгового капитала и купечества, которому удалось добиться Новоторгового устава.
Реформы Петра I содействовали бурному хозяйственному развитию России: в стране в это время возникло около 178 крупных промышленных предприятий. По производству чугуна Россия вышла на одно из первых мест в мире. Дворянская феодальная империя вынуждена была считаться с купечеством, из среды которого выделились крупные промышленники и которое играло все большую роль в жизни страны. Купеческий капитал во все большей степени овладевал внутренним рынком России. Русские купцы активно участвовали в международной торговле. Все эти процессы были отмечены Покровским в «Русской истории с древнейших времен».
Покровский справедливо видит проявление меркантилизма в экономической политике Петра I. В этом отношении, отмечает Б. Б. Кафенгауз, «История России с древнейших времен» выгодно отличается от курса В. О. Ключевского и от работ Н. П. Павлова–Сильванского. Так же как и ряд других современных ему ученых, Покровский делит западноевропейский меркантилизм на две стадии: ранний, или средневековый (XIII–XV вв.), и более поздний, или кольбертизм. Новоторговый устав Покровский считает проявлением раннего меркантилизма. Анализируя «Книгу о скудости и богатстве» Посошкова, он выделяет разделы, в которых говорится о необходимости регламентировать потребление, сокращать покупку иностранных товаров; народное богатство, замечает Покровский, создается «не из одних торговых барышей». Покровский видит у Посошкова «уже вполне определенный переход к промышленному меркантилизму кольберовского типа». Слабость анализа у Покровского в данном случае состоит в том, что он сосредоточивает свое внимание главным образом на сфере обмена и лишь мимоходом рассматривает сферу производства.
Характеризуя экономику России в XVII–XVIII вв., Покровский использует выводы Туган–Барановского, неверно оценивает экономические результаты петровских реформ, односторонне, а часто негативно показывает роль Петра I в развитии крупной промышленности, в борьбе с экономической отсталостью страны.
Большое научно–политическое значение придавал Покровский проблеме разложения феодально–крепостнической системы.
Проследить процесс разложения феодально–крепостнической системы, как отмечал академик Н. М. Дружинин, - это значит выяснить, как подрываются основы ее существования, другими словами, «показать вторжение в страну денежного хозяйства, начинающееся открепление крестьянина от земли и лишение его средств производства, смягчение и ликвидацию внеэкономического принуждения, наконец, внедрение сельскохозяйственной техники». Подробнее всего, по мнению Н. М. Дружинина, Покровский изучил развитие денежного хозяйства.
Критикуя буржуазную историографию, которая уже видит «дворянскую буржуазию» в XVIII в. и рисует Россию в годы правления Екатерины II чуть ли не капиталистической страной, Покровский пишет: «Разница между богатым помещиком екатерининских времен и теперешним крупным буржуа не в их индивидуальном, личном хозяйстве, а в социальной основе этого хозяйства. Один эксплуатирует пролетаризованных рабочих при помощи своего капитала, другой - мелких самостоятельных предпринимателей, крестьян, при помощи своей власти над ними. В одном случае мы имеем экономическое принуждение, в другом внеэкономическое». И далее Покровский отмечает, что наступает такое время, когда «все покупается на деньги», а внеэкономическое принуждение заменяется экономическим, начинается частичное открепление крестьян от земли и лишение их орудий производства.
Покровский показывает, как барское поместье втягивается в товарно–денежный оборот. Одной из сил, которая вела к устранению натурального хозяйства, замечает он, был рост населения страны. «…Первое, что умели сделать помещики с избыточным населением своей крепостной деревни, - это выгнать лишние рты в город на заработки».
Одновременно значительная часть избыточного населения используется в деревенских промыслах, на фабриках крепостных имений. «Оброчный крестьянин, выгнанный своим барином на заработки в город, крепостной кустарь, рабочий на крепостной фабрике - таковы прослеженные нами три ступени все возрастающей эксплуатации избыточного населения крепостных имений, не находившего себе работы у земли».
Покровский критикует дворянского историка М. М. Щербатова, опровергая его мнение относительно слабого развития хлебной торговли в современной ему России. Он убедительно показывает, как потребность транспортировки черноземного хлеба на север повлияла на расширение речного судостроения в России.
Анализируя экономическое развитие в России во второй половине XVIII в., Покровский показал, что расширение товарно–денежных отношений, дальнейшее развитие промышленности, торгового капитала вели к разложению феодального строя. Усиление эксплуатации крестьян вызывало ожесточенную классовую борьбу, особенно в тех местах, где эта эксплуатация проявилась в наиболее бесчеловечной форме: в Поволжье и на Урале. Именно здесь вспыхнуло одно из крупнейших восстаний периода феодализма - Пугачевское восстание.
В первой половине XIX в. в области производства Покровский отмечает исключительно быстрый подъем прядильной и ткацкой промышленности, подчеркивает, что расширение текстильной промышленности сопровождалось введением новых машин. Как известно, хлопчатобумажное производство представляет классический образец развития капитализма в нашей стране, поэтому освещение Покровским роста текстильной промышленности имеет большое значение.
Покровский характеризует первую половину XIX в. как время сказочного успеха купеческого предпринимательства. Он пишет, что внутренний и внешний рынки растут «вширь и вглубь». Внутренний рынок, поясняет Покровский, расширяется путем присоединения Закавказья, Казахстана, усиления экономических связей со Средней Азией. Стоимость вывозимого за границу хлеба возрастает в несколько раз, хотя, замечает Покровский, по–прежнему главную роль играет внутренний рынок.
В литературе уже отмечалось, что Покровский преувеличивал значение экспорта хлеба и изменения хлебных цен для разложения феодального строя в России. На деле доля хлеба среди экспортируемых товаров в первой половине XIX в. составляла вплоть до 1845 г. от 8 до 18% и только в 1816–1820 гг. в связи с неурожаем в Европе достигла 31%.
Вместе с тем нельзя не отметить, что Покровский совершенно правильно выявляет целый ряд причин, приведших к кризису феодальных отношений в XIX в. Количество земель, находящихся в руках крестьян, действительно сокращалось, росли и недоимки. Увеличение производства хлеба шло главным образом за счет новых распашек, в то время как урожайность оставалась, как правило, прежней. Низкая производительность труда крестьян не только разоряла их самих, но и вела к разорению многих помещичьих имений.
Однако не эти явления в области производства, по мнению Покровского, определили положение в области сельского хозяйства. Совершенно неожиданно для предшествующего анализа он вдруг усматривает широкие возможности для подъема помещичьего хозяйства: «Из аграрного тупика Россия наконец вышла». Теперь ей предстояло быть «житницей Европы». И далее: «Крепостное имение вновь заработало для рынка, энергичнее, чем когда бы то ни было; странно было бы, если бы это не отразилось на внутреннем строе этого имения… Крупное сельское хозяйство на крепостном труде становится все более буржуазным: в нем все большую и большую роль начинает играть капитал».
Идя дальше, Покровский делает вывод: благоприятная экономическая конъюнктура в Европе, а не кризис феодально–крепостнической системы, определившийся особенно после Крымской войны, была причиной проведения крестьянской реформы. На деле именно кризис всей крепостнической системы, а также обострение классовой борьбы, страх царизма перед революцией (эти последние следствия кризиса показаны Покровским в его труде) привели к тому, что крестьянская реформа 1861 г. была осуществлена.
Е. Мороховец, резко критиковавший ошибки Покровского в освещении реформы 1861 г., вместе с тем отмечал принципиальное отличие его работ по этой проблеме от трудов либеральных историков: «Нужно, однако, отдать справедливость Покровскому в том, что, характеризуя различные течения среди дворянства, он порывает с либеральной традицией, резко делившей помещиков на «крепостников» и «либералов», позиции которых были якобы противоположны. Он показывает, что и «либералы» и «крепостники» были в одинаковой мере защитниками помещичьих интересов…»
Однако Покровский видел в реформе главным образом крепостнические черты, фактически отрицая ее роль в развитии буржуазного хозяйства.
Взгляды Покровского на реформу 1861 г. в свое время подверглись критике В. И. Ленина. На брошюре Покровского, написанной в 1911 г., имеются многочисленные пометки Владимира Ильича, содержание брошюры Ленин охарактеризовал как путаное.
В. И. Ленин исходил из того, что крестьянская реформа, проводимая крепостниками, была буржуазной реформой.
Впоследствии Покровский изменил свою оценку реформы 1861 г. и по–ленински характеризовал ее. Но и в «Русской истории с древнейших времен» есть разделы, которые показывают, что в ряде случаев Покровский делал правильные выводы о последствиях крестьянской реформы. Например, он писал, что реформа 1861 г. означала торжество новой социально–экономической формации - промышленного капитализма, подчеркивал, что уже в первые десятилетия после реформы 1861 г. началось расслоение крестьянства. Критикуя одного народнического автора, Покровский отмечал: «Наконец, неверно и утверждение автора, будто крестьянского разорения до этого года никто, кроме «профессиональных ученых», не замечал: мы видели, что, напротив, вся революционная программа 70‑х годов была построена на предполагавшемся разорении деревни и отчаянии крестьянства как последствия этого разорения».
В противоположность прежним историческим курсам, авторы которых видели в классовой борьбе проявление дикого разгула и грабежа со стороны «черни», Покровский рассматривает классовую борьбу как закон общественного развития. В «Русской истории с древнейших времен» отмечается наличие классов бояр, крупных землевладельцев уже в X и XI вв. Покровский описывает политическую роль этих классов, рисует картины хищнической эксплуатации и роста классовых антагонизмов между богатыми и бедными.
Можно привести десятки примеров, когда Покровский оперирует историческим материалом, повествующим об ожесточенной классовой борьбе в XI в. и в той же «Русской истории с древнейших времен» датирует появление общественных классов XIII в.. В целом в освещении классовой борьбы в «Русской истории с древнейших времен» эскизность работы Покровского проявилась особенно рельефно: ее эпизоды вкраплены в основной исторический материал и часто не связаны с основной канвой труда.
К числу достоинств «Русской истории с древнейших времен» следует отнести описание положения трудящихся в разные периоды истории нашей Родины. Вместо привычных лубочных картинок из жизни русского крестьянина, трогательно нарисованных дворянскими и буржуазными историками, Покровский показывает жесточайшую эксплуатацию, драконовские методы, при помощи которых господствующие классы держали в повиновении народные массы.
«Нет надобности говорить, - писал Покровский, - что условия труда вполне отвечали всей картине тогдашнего режима: никаких признаков «фабричной гигиены», разумеется, не существовало; рабочие задыхались в шахтах, лишенных вентиляции, их заливало водой, они наживали себе скорбут и другие болезни - обезлюдив одну деревню, заводчик хлопотал о приписке другой, и только».
Крестьянскому движению периода феодализма в «Русской истории с древнейших времен» отведено несравненно больше места, чем в других общих курсах, в которых эти проблемы либо старательно обходились, либо освещались в совершенно превратном виде. Дворянские и буржуазные авторы всякое проявление классовой борьбы расценивали как нарушение нормального хода исторического процесса. Например, В. О. Ключевский, как и Б. Н. Чичерин, объяснял крестьянские движения в России XVIII в. тем, что «шло раскрепление» государственных сословий - дворянского, торгово–промышленного, «точно таким же образом думало раскрепиться и крепостное крестьянское население».
Покровский рассматривает первое крупное крестьянское движение под руководством Болотникова, коротко рассказывает о личности Ивана Исаевича Болотникова, которого вначале считал одним из самых видных «воровских воевод». «Храбрый и талантливый», Болотников обогнал в военной карьере своего барина князя Телятевского. Начиная с четвертого издания, Покровский внес новую редакцию, заметив, что социальную сторону движения представляет собой бывший холоп И. И. Болотников, по имени которого все восстание называют Болотниковским бунтом. В других работах, изданных в советское время, Покровский выводит Болотникова вождем крестьянского движения.
В 1927 г., выступая с докладом в Обществе историков–марксистов, Покровский признал освещение восстания Болотникова в «Русской истории с древнейших времен» неправильным. «Там вообще, - писал он, - имелось некоторое принижение массового движения. На книге отразилось жестокое разочарование в крестьянской революции 1905–1906 гг., которая, казалось нам, окончательно собьет самодержавие, но которая ничего не сбила, не только окончательно, но даже приблизительно. И под влиянием этого разочарования я действительно склонен был в своем анализе социальных факторов смутного времени отводить очень мало места крестьянству. В силу этого я даже Болотникова изобразил не как вождя восставшего крестьянства, а как служилого человека, в связи с этим я подчеркивал, что Болотников был холопом кн. Телятевского». По–видимому, по этой же причине Покровский почти совершенно не останавливается на восстании Степана Разина.
Но если исследованием восстания Степана Разина Покровский не занимался, то изучению материалов движения Пугачева он уделял большое внимание. Специальный раздел «Русской истории с древнейших времен» посвящен восстанию Пугачева, которое, по мнению Покровского, имело общероссийское значение.
Покровский писал, что восстание Пугачева положило резкую грань между двумя периодами развития дворянской России. Последующие три четверти столетия русской истории проходят под знаком этого восстания, и только переход к новым условиям производства с 60‑х годов изменяет положение. «Пугачевщина нанесла удар, глубоко проникший в самую сердцевину крепостного хозяйства, и это потому, что она сама была продуктом общерусских экономических условий, которые на восточной окраине проявлялись наиболее интенсивно, но отнюдь не были ее местной особенностью».
Покровский правильно определяет основную причину, вызвавшую восстание, - интенсификация барщины и других видов крепостнической эксплуатации и угнетения. М. В. Нечкина отмечает, что Покровский, увлеченный силой и доказательностью фактов, в «Истории России с древнейших времен» подчеркивает крестьянский элемент в восстании Пугачева. И в этом заслуга ученого. Покровский рассказывает о других участниках восстания: мещанах, буржуазных элементах. Из других национальностей он упоминает башкир.
Основным недостатком трактовки восстания Пугачева в «Русской истории с древнейших времен» М. В. Нечкина справедливо считает преувеличение степени сознательности и организованности. Так, например, Покровский пишет о «программе» Пугачева.
Надо иметь в виду, что Покровский, как это уже отмечалось в литературе, четко не разграничивает массовые крестьянские движения эпохи феодализма и революционные движения эпохи победы капитализма над отжившим феодальным строем. Восстание Пугачева, несомненно, было объективно направлено против царизма, но субъективно оно было лишено осознания этого, крестьянские вожди, как правило, были наивными монархистами.
В освещении революционного движения Покровский не учитывает ленинской периодизации общественного движения в России XIX в., и в этом один из серьезных недостатков его многотомного труда.
Много нового внес Покровский в освещение движения декабристов. Если В. О. Ключевский снижал движение декабристов до уровня политической случайности, ставшей возможной только благодаря стечению непредвиденных обстоятельств, то Покровский видел в нем проявление закономерности исторического развития. Покровский квалифицирует революционное движение декабристов как начало «настоящего общественного движения» первой половины XIX в. Мы не можем обвинять Покровского в том, что в третьем томе он не учитывал оценку движения декабристов, данную в статье «Памяти Герцена»: том вышел за год до появления статьи В. И. Ленина.
Покровский отмечает заслугу декабристов в утверждении республиканской традиции в русском революционном движении, пишет о направленности декабристской идеологии: «Его программа [Пестеля. - О. С.], как и программа большинства лидеров тайных обществ, оставалась буржуазной… острие аграрной революции было направлено исключительно против крупной феодальной собственности (для возникновения крупного буржуазного землевладения, как мы видели, никаких препятствий не ставилось)…»
К вопросу о движении декабристов Покровский обращался неоднократно. На его трактовке этой проблемы вначале отражалась либеральная концепция: Покровский не понимал «революционного смысла восстания декабристов». В «Русской истории с древнейших времен» дан ряд совершенно неприемлемых характеристик революционерам, принижающих их роль в движении. Отмечая патриотизм декабристов, подчеркивая, что «декабристы не принадлежали к людям, которые задним числом говорят патриотические фразы: они делали то, о чем говорили», Покровский в то же время умаляет значение патриотизма декабристов, объединяя его с национализмом. В национализме он видит одну из зачаточных форм политического сознания декабристов. Второй формой он считает профессионализм декабристов как военных; третьей - оппозиционное настроение средних и низших кругов дворянства, а также недовольство крестьянства, «где ни на минуту не прекращалось брожение…». Все это, по его мнению, не могло не оказать влияния на формирование идеологии декабристов.
Поставив перед собой цель критически рассмотреть освещение движения декабристов буржуазной историографией, Покровский сам в ряде случаев при изложении событий и их анализе следует традиционной концепции.
Освещению проблем революционного и рабочего движения во второй половине XIX в. посвящена глава XXII. В начале главы Покровский отмечает огромные трудности, которые приходится преодолевать историку революционного движения: основные архивы - фонды III отделения собственной е. и. в. канцелярии, особого присутствия правительствующего Сената, министерства внутренних дел и т. д. - оставались совершенно недоступными. Объективное монографическое исследование этого периода еще не проводилось: царская цензура стояла стеной на пути каждого, кто пытался приподнять завесу над тайниками царского деспотизма. Тем более было затруднительным положение автора, работавшего в эмиграции. Не следует забывать и тот факт, что эта глава создавалась в период, когда Покровский участвовал в антипартийной группе «Вперед», и в годы, когда он, по словам В. И. Ленина, «стоял в стороне от партии».
60‑е и 70‑е годы XIX в. Покровский объединяет в один этап. Характеристика общественных деятелей этого периода Покровским в ряде случаев неверна. Прежде всего это относится к освещению деятельности А. И. Герцена, который показан либералом, возлагающим надежды на монархию и дворян в деле освобождения крестьянства. Покровский считает, что после реформы в «Колоколе» больше не было необходимости; Герцен же, «потеряв своих дворянских читателей… лишился всякой социальной опоры - политически он теперь не представлял никого».
Покровский отмечает, что переход от феодального строя, «вторжение буржуазного хозяйства в России», сделало главной фигурой революционного лагеря разночинца–интеллигента. Идеологию революционеров этого этапа, пишет он, представлял крестьянский утопический социализм, основателем которого был Н. Г. Чернышевский. Революционные деятели этой эпохи, говорит автор, считали, что в России единственной достойной внимания задачей является развитие социализма из тех зачатков, которые уже имеются налицо в виде общинного землевладения.
Покровский считает, что вопрос о народническом социализме лежал в области литературы, а не политической истории. Масса крестьян была равнодушна к тем утопическим теориям, которые развивали народники. Совершенно неожиданно для революционеров «самыми животрепещущими вопросами» оказывались «безземелие и тяготы податей». Крестьянскую массу волновали пережитки крепостного права. Русская деревня, говорит Покровский, недоверчиво смотрела на бедные рубища народников, в которые рядились революционеры, чтобы быть ближе к крестьянам, ибо крестьяне по–буржуазному относились к бедности и не понимали социализма. С этой буржуазностью крестьян, подчеркивает автор, был связан ряд жестоких разочарований социалистов–народников.
«Ближайшим и подлинным предком» революционеров обоих десятилетий Покровский считает Н. Г. Чернышевского. О роли в разработке теории утопического социализма М. Бакунина, П. Лаврова, П. Ткачева - идеологов народничества - мы ничего не найдем в «Русской истории с древнейших времен». Покровский рассматривает лишь вопрос о влиянии бакунизма на русское революционное движение и приходит к выводу, что «русский и европейский бакунисты не могли иметь между собой ничего общего, кроме имени».
Действительно, западноевропейские и русские анархисты различались между собой уже тем, что в России бакунисты не вели открытой борьбы против Маркса, а даже пытались использовать огромный авторитет автора «Капитала», объявив народничество русским вариантом марксизма. В этом Покровский отчасти прав. Но он, несомненно, ошибается, утверждая, что анархизм в России не получил серьезного развития. Изучение фактического материала со всей неопровержимостью подтверждает слова В. И. Ленина, что анархизм «имел возможность в прошлом (70‑е годы XIX века) развиться необыкновенно пышно и обнаружить до конца свою неверность, свою непригодность как руководящей теории для революционного класса».
Покровский считает, что для анархизма в России в то время не было почвы, так как анархисты отрицают пользу легальных средств борьбы, которых в распоряжении русских социалистов не было. Здесь он противоречит себе: именно отсутствие условий и для легальных средств борьбы способствовало развитию анархизма. Это заблуждение приводит автора к неверному выводу, что анархизм был для русских революционеров таким же домашним делом, как и их социализм; к тому же он неправильно рассматривает анархизм как разновидность рабочего движения, а не идеологию мелкого буржуа или люмпен–пролетария.
Исследуя эволюцию народничества, Покровский много внимания уделяет народовольчеству. Он обращает внимание на тот факт, что в отличие от бакунистов, которые рассчитывали на революционное выступление народных масс, всегда готовых, по их мнению, к движению, народовольцы «уже разочаровались в самодвижимости массы и решили подействовать на нее примером сверху»
Как известно, В. И. Ленин считал, что революционное движение уже прогрессирует, если оно освобождается от вредных иллюзий. Но если к концу 70‑х годов народничество в значительной степени освободилось от иллюзий анархизма, от пренебрежения политикой, то оно попало в плен других иллюзий: бланкизма и терроризма. Признав необходимость политической борьбы, народовольчество в то же время стало отрицать революционную инициативу народных масс в борьбе за власть. Тактика индивидуального террора, на которой были сосредоточены основные силы народовольцев, была вредна: она отвлекала революционеров от работы в массах, особенно среди рабочих. Покровский в этом вопросе, несомненно, стоит на правильных позициях.
В «Русской истории с древнейших времен» Покровский исследует соотношение народнического и рабочего движения, анализирует положение и первые шаги рабочего класса. Он правильно указывает, что в своей борьбе против царизма народники увидели сочувствие не там, где искали: если крестьянские массы оставались глухими как к утопически–социалистической, так и к революционно–демократической пропаганде, то передовые рабочие, неожиданно для народников, оказались восприимчивыми к их революционной проповеди. Однако рабочие по–своему воспринимали теории, которые им излагали интеллигенты, и убедить их идти в деревню «поднимать мужика на революцию», как правило, не удавалось. «Господствовавшие в среде революционной интеллигенции народнические идеи, естественно, налагали свою печать также и на взгляды рабочих. Но привычек они переделать не могли, и потому настоящие городские рабочие, т. е. рабочие, совершенно свыкшиеся с условиями городской жизни, оказались совершенно непригодными для деревни».
Покровский прав, когда отмечает, что рабочее движение к концу 70‑х годов поднялось на столь высокий уровень, что наметилась попытка выделения пролетарской струи: пропаганда революционных народников и рабочих–революционеров, тяжелое экономическое положение рабочих сделали свое дело. «Конец 70‑х годов, - пишет Покровский, - видел проявление в русской рабочей среде первых, и для первого случая, очень ярких проблесков социализма». Ему еще неизвестно существование «Южнороссийского союза рабочих», Покровский полагает, что самой ранней пролетарской организацией в России был «Северный союз русских рабочих». «Сквозь народничество, - указывает автор, - петербургские рабочие «своим умом дошли» до классовой точки зрения».
Анализируя программу «Северного союза русских рабочих», Покровский выделяет в ней марксистские и бакунинские мотивы. Он считает эту программу выражением практических требований пролетариата тех лет.
Концепция рабочего движения в «Русской истории с древнейших времен», несмотря на недостатки, вызванные в значительной мере состоянием и недоступностью источников, поражает своей стройностью.
В заключительной главе («Конец XIX века») показано революционное движение пролетарского периода освободительной борьбы в России. Покровский оговаривается при этом, что он не претендует на сколько–нибудь полное освещение русского рабочего движения.
Материал, собранный в главе, показывает, как в связи с развитием капитализма и ростом промышленного пролетариата в стране разгорается революционная борьба. Автор затрагивает деятельность первых социал–демократических организаций в России, говорит о создании группы «Освобождение труда».
В этой же главе приводятся некоторые сведения о ленинском «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса», о борьбе Ленина против легальных марксистов, упомянуто об искровском направлении в социал–демократии. Объективно сказано о значении I съезда РСДРП.
Однако наряду с этим заключительная глава, написанная в годы, когда Покровский временно стоял в стороне от партии, содержит нечеткие и неверные положения, свидетельствуя о путаных взглядах автора в тот период. Так, например, совершенно не сказано о роли В. И. Ленина и его работ в идейном разгроме народничества. Покровский отмечает, что В. И. Ленину в борьбе с экономистами удалось «провести разграничительную черту между апологетическим отношением к русскому капитализму, освобождающему страну от крепостничества, и апологетизмом по отношению к буржуазии». Однако совершенно неверно утверждение Покровского, считавшего, что Ленин не предвидел реакционности русской промышленной буржуазии. Покровский должен был знать, что еще в 1897 г. в работе «Задачи русских социал–демократов» В. И. Ленин подчеркивал, что буржуазия «всегда может вступить в союз с абсолютизмом против пролетариата».
Рассказывая о деятельности созданного В. И. Лениным петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», Покровский не отмечает, что эта организация положила начало соединению социализма с рабочим движением и была зародышем революционной марксистской партии.
В главе «Конец XIX века» ничего не сказано о начале нового, ленинского этапа в развитии марксизма. Покровский называет основоположниками марксизма в России членов группы «Освобождение труда», хотя, как известно, группа «Освобождение труда» лишь теоретически «основала социал–демократию и сделала первый шаг навстречу рабочему движению».
Понимая недостатки и ошибки главы «Конец XIX века», Покровский в последние годы своей жизни предлагал заменить ее как устаревшую соответствующими главами «Истории России в самом сжатом очерке».
Четвертый период в развитии исторических взглядов Покровского наиболее полно характеризует его работа «Очерк истории русской культуры». Любопытно мнение о ней самого Покровского: ««Очерк истории русской культуры» - вполне самостоятельная работа, написанная по совсем иному плану, чем «Русская история», затрагивающая серии фактов, в последней отсутствующие, и наоборот - не говорящая о многом, что там имеется. Две книги объединяет только одинаковое понимание русского исторического процесса». Вместе с тем нельзя не заметить, что теоретические шатания Покровского в ряде случаев серьезно отразились на концепции именно этого труда.
«Очерк истории русской культуры» был задуман М. Н. Покровским как выступление против книги П. Н. Милюкова, вышедшей под таким же заглавием. В «Очерке истории русской культуры» Покровский выступает против основных концепций буржуазной историографии. Тождество исторического процесса в России и на Западе на основе конкретного исторического материала получает в этой работе дальнейшее развитие. Покровский делит процесс развития культуры на следующие этапы: эпоха первобытной культуры до X в., феодальный строй Киевской и Московской Руси X–XVI вв., развитие городского хозяйства позднего средневековья, кризис XVI в. и переход к торговому капитализму, развитие промышленного капитализма в XIX в.
Рассматривая состояние первобытного хозяйства, Покровский подвергает критике схему немецкого буржуазного экономиста К. Бюхера, отрицавшего существование первобытнообщинного строя. По мнению Покровского, Бюхер «занимает в истории хозяйства приблизительно такое же место, как Ключевский в русской истории…» Изложив последовательно схему Бюхера, Покровский приходит к выводу, что эта схема чрезвычайно искусственна, она противоречит историческим фактам. «Ее основная идея навеяна старой «классической» школой политической экономии, отправлявшейся в своих построениях от хозяйственного индивидуализма».
В противовес Бюхеру Покровский выдвигает свою схему хозяйственного развития. «Хозяйство начинается, - пишет Покровский, - не индивидуальными попытками, а коллективной работой и заканчивается на наших глазах такими же коллективными формами…»
Он подчеркивает, что хозяйство нашей страны было подвержено влиянию Византии, арабов, отчасти Западной Европы.
Славяне, пишет Покровский, в незапамятные времена, до образования отдельных славянских наречий, не только занимались земледелием, этого мало сказать, но главным образом при помощи земледелия добывали себе пищу; земледелие было унаследовано ими от своих предков. Покровский выступает против сильно распространенного в те годы мнения, что истинное занятие славян - лесной промысел (охота). Земледелие, пишет он, сначала было ручным, позднее оно велось с помощью рабочего скота: вола или лошади. Охота и рыболовство, а еще раньше пчеловодстве играли роль подсобных промыслов. Патриархальный строй древнеславянской семьи связан, таким образом, с определенным типом земледельческого хозяйства - хозяйством подсечным, лесным земледелием.
Блестящим периодом в истории славянства Покровский считает Киевский период. «…Археологические раскопки, - замечает он, - с каждым годом приносят все новые и новые доказательства, как высоко стояла в области материальной культуры Киевская Русь даже сравнительно с современной ей Западной Европой».
В Киевской Руси XI–XII вв. было передовое для того времени земледелие: обработка земли производилась плугом и бороной с помощью лошади и вола, очень рано началось выделение ремесленников. Известны упоминания о киевских кожевниках, гончарах, портных («девка–швея»), скатерщиках (хамовниках), полотенщицах («убрусская девка») и т. д. Дифференциация населения, появление ремесленников дали новый толчок развитию земледелия. С выделением ремесла потребность городов в хлебе стала постоянной.
Обстоятельной критике подвергает Покровский так называемую норманнскую теорию. Покровский считает, что зачатки государственности у славян были и до прихода норманнов.
«… Мы не придаем никакого исторического значения летописной легенде о призвании первых варягов править Русью, - пишет Покровский. - Легенда эта (или странствующее сказание, аналогичные легенды мы встречаем и у других народов) попала в летопись очень поздно, вероятнее всего уже в XII в., со специальной целью облагородить княжескую династию и возвысить моральное значение княжеской власти вообще».
Покровский отрицает какое–либо значение норманнов в образовании Киевского государства: они быстро утратили свои национальные особенности, усвоили местный язык и стали называться славянскими именами. Но он говорит об экономическом влиянии завоевания норманнов, считая, что норманны дали «внешний толчок» в том смысле, что втянули Русь в мировую торговлю, которая способствовала укреплению славянского государства, созданию великой державы Владимира и Ярослава.
Социальный процесс и в Киевской Руси, и в Московском государстве, подчеркивает Покровский, шел в одном направлении - в направлении углубления феодальных отношений. Если во времена «Русской правды» господствовало подсечное земледелие, то для XVI в. характерна переложная система, при которой одну и ту же землю пашут несколько раз, пока она дает урожай. Во многих имениях уже существует трехпольная система. Раньше крестьянина к Сарину привязывал одолженный ему инвентарь, главным образом скот. Но вся земля оказалась распаханной, и обстановка изменилась. Под влиянием интенсификации хозяйства особенно быстро развивается среднее, помещичье землевладение.
Покровский не отрицает наличия феодальных отношений в Московском государстве в XVI–XVII вв. Вместе с тем он выступает против принижения роли посадских верхов. «Привыкнув считать Московскую Русь исключительно боярской и дворянской страной, историки долго не замечали нашей старинной буржуазии, как общественной силы. Выходило так, что правили исключительно землевладельцы, как и в древнейший период. «Посадские» (городское население) изображались, как забитый, задавленный элемент общества, который только и делал, что терпел всякие напасти и всяческое угнетение от своих дворянских правителей. Теперь больше рисовать такой картины нельзя».
Московская Русь XVI в. уже перешла от натурального хозяйства к денежному. Обмен теперь играл видную экономическую роль, и население в значительной степени работало на рынок.
Как ремесленники XVI–XVII вв. были зачатком мелкой буржуазии в России, пишет Покровский, так и «гости» были зачатком буржуазии крупной. Посадские верхи начинают играть все большую роль в политической жизни государства. Например, ни при одном перевороте в Москве XVI–XVII вв. дело не обходится без участия купечества. «Влиятельный внутри государства, торговый капитал был едва ли не еще более влиятельным во внешней политике».
Таким образом, Покровский правильно акцентировал внимание на возросшей роли торговой буржуазии. Но при этом он впал в другую крайность, превратив торговый капитализм в самостоятельную силу и даже выделив самостоятельный этап торгового капитализма в истории русской культуры (особенно это относится к эпохе Петра I).
Эпоха петровских реформ в работах дворянских и буржуазных историков изображалась как переворот и, больше того, как измена исконным русским началам, насаждение чуждых, заимствованных с Запада порядков, в этом смысле эпоха Петра встречала отрицательную оценку в работах Болтина и Карамзина. Правда, в процессе эволюции эта концепция претерпела изменения: и у Соловьева, и у Ключевского речь идет уже об исторической подготовленности и обусловленности петровских реформ, ставших в порядок дня еще в XVII в., при Алексее Михайловиче.
Покровский идет дальше, он показывает, что петровские реформы являлись результатом осознания и необходимости, вводит в историю категорию долженствования. Реформы проводились не «потому, что», а «для того, чтобы обеспечить историческое развитие России». Покровский, таким образом, изображает эпоху Петра как обусловленную предшествующим развитием, и весь исторический процесс предстает единым и целостным.
При Петре I Россия встала на путь меркантилизма, который наметился при его отце. Покровский приводит слова Посошкова о роли торговой буржуазии: «Без купечества никакое не только великое, но и малое царство стоять не может. Купечество и воинству товарищ: воинство воюет, а купечество помогает и всякие потребности ему уготовляет… Как душа без тела не может быть, так и воинство без купечества пробыть не может».
Считая этот вывод Посошкова в принципе правильным, Покровский вносит поправку в том смысле, что «в петровской политике роль души приходилась на долю купечества, а воинство было телом, той материальной силой, которая «уготовляла потребности» торговому капиталу».
Торговый капитал в России, пишет Покровский, овладел процессом обмена уже к XVIII в. «Но производство стало у нас капиталистическим лишь гораздо позже - не ранее второй половины девятнадцатого столетия». Торговый капитализм, по мнению Покровского, нашел готовую систему в крепостном праве. Помещик охотно взялся выжимать из крестьянина прибавочный продукт на условии «участия в прибылях». Опорой крепостного хозяйства, его, так сказать, основной ячейкой была именно крестьянская семья, иначе говоря, мелкое самостоятельное крестьянское хозяйство. Основной повинностью крестьянства была барщина.
Говоря о генезисе капиталистического производства, Покровский пишет, что прообразы предприятий крупной промышленности, возникшие в России в XVII в. (железоделательные заводы), использовали вольнонаемный труд. В качестве «суррогата» свободного рабочего привлекались бродяги, нищие, проститутки и т. д.
Что касается земледелия, то замена крепостного труда вольнонаемным стала выгодна лишь к 50‑м годам XIX в., так как с 40‑х годов резко увеличились цены на хлеб в Европе. Русский хлебный вывоз растет очень быстро, но увеличить производительность труда в сельском хозяйстве можно было только при помощи использования свободных рабочих.
Современный промышленный капитализм, пишет Покровский, зародился не в барщинном имении, а на фабрике. И делает вывод: «Промышленный капитализм является везде не только самым ранним, но и самым полным и законченным типом капиталистического производства». После реформы 1861 г. промышленные предприятия получили свободного рабочего. Однако многочисленные пережитки крепостничества задерживали развитие промышленного капитализма. Правительство Александра II пыталось избежать пролетаризации крестьянства, но оно было не в силах задержать процесс экономического развития страны. Говоря о возникновении крупных капиталистических предприятий, строительстве железных дорог после реформы 1861 г., Покровский делает необоснованный вывод: от реформы больше всего выиграл «давний и верный союзник крупного феодального землевладения, торговый капитал».
Россия как капиталистическая страна, отмечает Покровский, характеризуется не только гигантскими заводами и фабриками; к буржуазному типу хозяйства переходит также деревня. Исследователи конца XIX в. определяли, приблизительно количество пролетариев в России цифрой 10 миллионов; перепись 1897 г. насчитывала 9 156 080 человек, живущих наемным трудом, - блестяще подтвердив таким образом расчет исследователей–марксистов.
В конце раздела Покровский в числе источников своей работы ссылается на книгу В. И. Ленина «Развитие капитализма в России»: «Книга трактует именно о «современном» капитализме…»
Мы уже останавливались при анализе «Русской истории с древнейших времен» на отношении Покровского к татаро–монгольскому нашествию. Следует добавить, что в «Очерке истории русской культуры» Покровский без достаточных оснований преувеличивает значение татарской финансовой организации для упорядочения русской фискальной системы.
Новой стадией экономического развития России с XVII в. Покровский считает торговый капитализм. В связи с этим он пишет, что в интересах торгового капитализма осуществлялись чуть не все финансовые мероприятия царизма: соляная пошлина 1646 г., выпуск медных денег и т. д. Военную реформу XVII–XVIII вв., закончившуюся созданием в России постоянной армии по европейскому образцу, он также считает проведенной под давлением торгового капитализма.
Таким образом, реальное существование феодального строя, по мнению Покровского, закончилось уже в XVI в.: в XVII в. после «смуты» он вообще держался на правах «переживания». В этот период Покровский видит многочисленные «признаки» надвигавшегося торгового капитализма. Судя по всему, и крупные помещичьи хозяйства того времени Покровский считал торгово–капиталистическими предприятиями.
Торговый капитализм, утверждает Покровский, был экономической основой бюрократической монархии в России. Он сравнивает монархию с торговой фирмой, проводя такую параллель: «Глава торговой фирмы представляет собою всю фирму; его подпись под векселем связывает весь «торговый дом»».
В целом концепция социально–экономического развития России, изложенная в «Очерке русской культуры», несомненно, надумана. Но как правильно замечает Л. В. Черепнин, «важна была самая попытка вскрыть экономические причины образования единого государства, интересны были и многие верные наблюдения автора (например, о связи развития крепостничества с распространением поместной системы), теоретически, однако, неправильно объясненные».
Таким образом, исторические взгляды Покровского в предреволюционный период его научной деятельности, рассмотренные на основе анализа капитальных трудов - «Русской истории с древнейших времен» и «Очерка истории русской культуры, - характеризуют автора как ученого–новатора, нащупывавшего новые пути разработки важнейших проблем отечественной истории. Покровский исходит из марксистского учения о смене общественно–экономических формаций, однако дать историю смены общественно–экономических формаций он еще не может. Подчеркивая решающую роль производства материальных благ, он в изложении материала нередко подменяет производство обменом, отсюда преувеличенная роль торговли в истории. Покровский лишь подходит к пониманию таких важнейших явлений в истории, как образование всероссийского рынка, первоначальное накопление, но оказывается не в состоянии понять этот процесс во всей сложности и многообразии и в конечном счете в «Очерке истории русской культуры» делает вывод о появлении особой эпохи - эпохи торгового капитализма.
Покровский уделяет большое внимание освещению классовой борьбы на фактическом материале русской истории, однако события нередко подаются изолированно от других аспектов русской истории. В целом верно понимая роль классовой борьбы в образовании государства, правильно характеризуя его основные признаки, Покровский в то же время для древней Руси считает решающей роль отцовского права.
Эскизность трудов Покровского этого периода несомненна. Эскизностью, поиском путей разработки конкретных проблем, сопровождавшимся идейными заблуждениями ученого, объясняется переплетение правильных решений, смелых и верных выводов с предположениями и заключениями, гипотезами и нередко взаимоисключающими положениями, которые, как мы можем судить теперь, не выдержали проверки временем, не подтвердились в конкретных исследованиях.
Многие проблемы автор еще не вполне уяснил для себя («они были как бы в тумане», напишет позднее об этом сам Покровский). В то же время другие проблемы были впервые разработаны в профессиональной исторической науке с марксистских позиций. Покровский впечатляюще осветил истинное положение трудящихся в царской России: рост нищеты и бесправия крестьянства, ничем не ограниченную эксплуатацию людей труда, показал массовые крестьянские движения. Впервые в обобщающем труде профессионального историка революционное движение было раскрыто с такой широтой, разработано на основе многочисленных источников, изложено с искренним сочувствием исследователя.
Положение рабочего класса, его вступление в революционную борьбу, неизбежность грядущей революции и падения антинародной власти - чудовищно реакционного, прогнившего самодержавия - освещение этих вопросов впервые стало достоянием общего курса русской истории, вошло в него как неотъемлемая, важнейшая составная часть, без которой теперь уже не мыслилась история нашей страны.
Многие положения, характеризующие экономическое развитие нашей страны, выдвинутые Покровским, не утратили своего значения и в наше время. Несмотря на то что Покровский отдал ощутимую дань экономическому материализму, сильно преувеличивал роль торгового капитала, его освещение экономической истории России представляет немалый научный интерес.
В целом создание общего курса русской истории, попытка Покровского разработать важнейшие проблемы историографии и культуры с позиций исторического материализма, несмотря на всю их эскизность и несовершенность, были неопровержимым свидетельством победы марксистского направления в русской историографии.
Первым историком-марксистом традиционно называют Михаила Николаевича Покровского (1868-1932). Генетически он вышел из учебно-научной практики социально- экономических исследований в школах П.Г. Виноградова и В.О. Ключевского в Московском университете. С середины 1890-х гг. Покровский эволюционировал в сторону экономического материализма. Характерны его очерки в «Книге для чтения по истории Средних веков» (1896-1898) под редакцией П.Г. Виноградова. В этой своей ранней работе Покровский развивает мысли о выдающейся роли обмена в Древней Руси и Московском царстве.
Как специалисту по русской истории ему принадлежит ряд общих работ и частных исследований, в том числе историко-теоретические работы и критический анализ немарксистских исторических и философских воззрений. Из числа методологических работ выделяются «Идеализм и законы истории. Риккерт Генрих. Границы естественнонаучного образования понятий» (1903), «Идеализм и мещанство» (1906), «Экономический материализм» (1906), «Строго научный метод» (1908). Все названные работы написаны задолго до революции. В статье «Идеализм и законы истории» проявился утилитаризм истории в отношении к исторической действительности, явленный через установление связи между исторически полезным и истинным.
Историческую концепцию Маркса Покровский изложил в брошюре «Экономический материализм». Под экономическим материализмом он понимал «объяснение всех исторических перемен влиянием материальных условий, материальных потребностей человека». Классовая борьба воспринималась им как «движущее начало истории», но в целом Покровский скорее поддержал теорию историческими примерами. «Экономическая обусловленность всех исторических фактов нисколько не мешает тому, что непосредственно та или другая перемена может быть результатом сознательного действия людей, т. е., вульгарно выражаясь, результатом влияния идей», только сами-то идеи суть «не что иное, как отражение экономики в человеческом мозгу». По вопросу о роли личности в истории
Покровский исходил из того, что индивидуальные особенности исторических деятелей были «безошибочно продиктованы экономикой их времени».
Центральная работа Покровского по истории - четырехтомная «Русская история с древнейших времен» (1909). По ней, а также по «Истории России в XIX веке» (1907-1911) можно судить о первом варианте исторической концепции Покровского. Проблемы, им рассматриваемые: история падения крепостного права, декабристы, внешнеполитическая история и др. Развитие аграрного и промышленного капитализма приходится, по его мнению, на XVIII-XIX вв. Движение декабристов выросло из монополии дворян на хлебном рынке. Боевой, разоблачительный по отношению к царизму характер носит в этих дореволюционных трудах изложение внешнеполитической истории.
Задачу «Русской истории» он видел в рассмотрении развития первобытно-общинного и феодального строя, а также капитализма с точки зрения экономического материализма. Если говорить о связи его воззрений с концепциями других историков, то следует отметить его близость концепции вотчинной теории в трудах П.Г. Виноградова. В оценке Киевской Руси Покровский повторяет взгляды Ключевского. Киевская Русь оценивается им как совокупность «городовых волостей». В социально-экономическом смысле социально- политический строй определяется как коалиция феодальной аристократии и купеческого капитала. В вопросе о феодализме первый русский историк-марксист последовал за концепцией Н.П. Павлова-Сильванского. Товарно-денежные отношения виделись ему несовместимыми с феодализмом. Преобразования Петра в соответствии с историографической традицией воспринимались как закономерный результат развития России во второй половине XVII в.
Феодальный период, по мнению Покровского, охватывал X- XIX вв. (до 1861 г.). Отчетливо проступала и теория «торгового капитала». Торговый капитал являлся значимой социально-экономической величиной. При всем преувеличении его роли в ранних работах Покровского торговый капитал выступал как сила, подчиненная феодально- крепостническому порядку. Он получает часть совокупной феодальной ренты и принимает участие в политической жизни через союз с феодальной аристократией.
Дореволюционный этап развития исторических взглядов Покровского обнаруживает объективный характер его интереса к экономическому материализму. Этот подход был присущ нашей исторической школе в целом. Вопрос стоял о преимущественной тенденции в рассмотрении экономического фактора либо с позиции нравственно-этической, либо с позиции сугубо материалистической.
Николай Александрович Рожков (1868-1927)
Еще в 1889 г. Рожков не был марксистом. Он не усматривал в марксизме законченной системы и полагал, что исторические работы не оправдывают марксизм. И все же он возлагал надежды на развитие этой теории в будущем. Причем надежда связывалась с потенциалом, заложенным в коллективной психологии. Постепенно эти сомнения ушли, и Рожков становится историком-марксистом.
В 1898 г. Рожков писал в статье «Успехи современной социологии в их отношении с историей» для журнала «Образование»: «Для разрешения вопроса о современных направлениях в истории и их вероятной будущности важны не столько социальные приобретения исторической науки, сколько те социологические принципы, которые принимаются в основу исторических исследований». В 1907 г. Рожков формулирует «Основные законы развития общественных явлений» с подзаголовком «Краткий очерк социологии». Его основная идея в том, что есть общий закономерный порядок прохождения народами одних и тех же стадий развития. Это дает возможность определить «тот период, какой переживает данная страна». И он же допускает возможность нахождения конкретных приемов и средств «к облегчению появления на свет новых форм». Появление же новых форм связано в том числе и с существованием групп с одинаковыми хозяйственными интересами и их общей социальной психологией, вырастающей на этой основе.
Так, Рожков вводил в историю психологический момент, ставя его рядом с экономическим. Создается впечатление, что психологический подход он считал даже более перспективным. Именно психологический подход даст, по его мнению, возможность конкретного изучения истории. После того как будут научно классифицированы человеческие характеры, их типы, будет изучена их историческая эволюция и причинная связь психологии с другими эволюционными моментами. В истории очередная задача - «изучение экономических процессов».
Первый труд Рожкова, содержащий попытку применить марксизм, - «Русская история с социологической точки зрения» (1910). Самый крупный его труд 12-томная «Русская история в сравнительно-историческом освещении». Первый том вышел в 1919 г. Подходы здесь были уже иные, чем в ранних работах: «...история постоянно повторяется не в меньшей степени, чем явления жизни в природе». Существует некая обязательная для всех народов схема развития. Рожков установил девять стадий развития: 1) первобытное общество, 2) общество дикарей, 3) дофеодальное, 4) феодальная революция, 5) феодализм, 6) дворянская революция, 7) господство дворянства, 8) буржуазная революция, 9) капитализм. Работа Рожкова призвана была подтвердить эту схему параллельным изложением истории России и других стран. Историческая наука делалась материалом для построений социолога. Произвольность схемы и истории Рожкова была отмечена его единомышленниками. Его марксизм называют вульгарным, расценивая его как отход от диалектического материализма. Покровский пустил термин «рожковщина».
Марксизму предстоял долгий путь в отечественной исторической науке. С учетом этого и следует оценивать то, что было сделано практиками-политиками и учеными, осуществившими первый шаг.
Литература
Ленинские идеи в изучении первобытного общества, рабовладения и феодализма. М., 1970. Комиссарова Л.И., Ольховский Е.Р. У истоков марксистской исторической мысли России. М., 1986. В.И. Ленин и историческая наука. М., 1986. В.И. Ленин и проблемы истории. Л., 1970. Проблемы истории в трудах В.И. Ленина. М., 1973. Пашуто В.Т., Салов В.И., Черепнин Л.В. Марксистско-ленинский принцип партийности в историческом исследовании и его современные критики// Актуальные проблемы истории России эпохи феодализма. М., 1970. Плеханов Г.В. История русской общественной мысли. СПб., 1918-1919. Т.1-4. Соколов О.Д. Об исторических взглядах Н. Покровского//Коммунист. 1963. №8. Хорос В.Г. Народническая идеология и марксизм. Конец XIX века. М., 1972. Черепнин Л.В. История и современность в работах В.И. Ленина послеоктябрьского
периода//История СССР: 1963. №2. Черепнин Л.В. Некоторые вопросы истории докапиталистических формаций в
России//Коммунист. 1975. №1. Черепнин Л.В., Курмачева М.Д. Основные направления изучения феодальной эпохи//История СССР. 1976. №3.
Чернобаев А.А. «Профессор с пикой», или Три жизни историка М.Н. Покровского. М., 1992. ЧерныхА.Г. В.И. Ленин - историк пролетарской революции в России. М., 1969. Чистякова Е.В., Мальцева И.Ф. Ленинская концепция истории России периода феодализма. М., 1985.
Цамутали А.Н. Борьба направлений в русской историографии в период империализма. Л., 1986.
Литература
Дорогие друзья!
Для того чтобы более полно освоить необходимый материал по историографии отечественной истории, мы рекомендуем наиболее доступную, прежде всего, учебную литературу по этому предмету.
Вернадский Г.В. Русская историография. М., 2000.
Историки России. Биографии. М., 2001.
Историография истории России до 1917 г.: Учеб. для студ. высш. учеб. заведений: в 2 Т./под ред. М.Ю. Лачаевой. М., 2003.
Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М., 1941.
Шапиро А.Л. Русская историография с древнейших времен до 1917 г. Учебное пособие. М., 1993.
Глоссарий
АГНОСТИЦИЗМ (от греч. - недоступный познанию), филос. учение, согласно к-рому не может быть окончательно решён вопрос об истинности познания окружающей человека действительности. Диалектич. материализм, признавая объективность мира, признаёт и его познаваемость, способность человечества достигать объективной истины (см. Основной вопрос философии). Термин «А.» введён англ. естествоиспытателем Т. Гексли в 1869, однако выражение позиции А. можно обнаружить уже в антич. философии, в частности у Протагора, софистов, в антич. скептицизме. Первонач. формы А. возникли в связи с обнаружением несовершенства, изменчивости знания. Наиболее последовательно в истории философии А. проведён в системе Юма, к-рый полагал, что всё познание имеет дело лишь с опытом и принципиально не может выйти за его пределы, а потому не может судить о том, каково отношение между опытом и реальностью. Положив в основание своей теоретико-познават. концепции резкое разграничение «вещи в себе» (к-рая недоступна познанию как таковая) и «вещи для нас», т. е. фактически приняв позицию А., Кант использовал это разграничение как отправную точку для анализа внутр. активности познающего мышления. Показав, что чисто логич. путём невозможно установить соответствие между объективным миром и системой знания и что природа познания не может быть раскрыта без спец. анализа познават. возможностей субъекта, Кант - и именно в силу свойственного ему А.- фактически остановился на полпути. Настаивая на существовании принципиальной границы между познанием и действительностью, он не смог объяснить, каким образом познание увеличивает мощь человечества в овладении им природой.
АНТРОПОЛОГИЗМ (от греч. - человек и - слово, понятие, учение), филос. концепция, представители к-рой усматривают в понятии «человек» осн. мировоззренч. категорию и утверждают, что только исходя из неё и можно разработать систему представлений о природе, обществе и мышлении. Сторонники А. отстаивают либо материалистич., либо идеалистич. взгляды. Наиболее значит. представителями материалистич. А. были Гельвеции, Фейербах и Чернышевский. Ввёл и обосновал антропологич. принцип в философии Фейербах. Категория «человек» была выдвинута им как антитеза «идеи» и «духа» - понятий, в к-рых резюмировался господствовавший в тот период объективный идеализм. Начиная со 2-й пол. 19 в. развиваются идеалистич. варианты А. (Ф. Ницше, В. Дильтей, Г. Зиммель). Наиболее полное обоснование совр. идеалистич. филос. антропологии было дано М. Шелером. Её приверженцы (А. Гелен и др.), а также близкие им по духу философы-экзистенциалисты выдвигают категорию «человек» в качестве антитезы понятий «общество» и «природа».
БОКЛЬ (Buckle) Генри Томас (24.11.1821, Ли, графство Кент,- 29.5.1862, Дамаск), англ. историк, представитель географической школы в социологии. Под влиянием позитивизма Конта взялся за создание многотомной естеств.-науч. истории человечества, из к-рой успел завершить лишь первые два тома - «Историю цивилизации в Англии» (1857-61, рус. пер. 1863-64). С позиций механистич. детерминизма и эволюционизма, господствовавших в естествознании его эпохи, Б. выступил против традиционных идеалистич. объяснений истории предопределением, сверхъестеств. вмешательством или случайным стечением обстоятельств. Согласно Б., развитие общества - столь же закономерный процесс, как и развитие, природы, но лишь более сложный и многообразный.
БЭКОН (Bacon) Фрэнсис (22.1.1561, Лондон,- 9.4.1626, Хайгет), англ. философ, родоначальник англ. материализма и методологии опытной науки. В 1618-21 лорд- канцлер Англии.
Философия Б., идейно подготовленная натурфилософией Возрождения и традицией англ. номинализма, соединила в себе натуралистич. миросозерцание с началами аналитич. метода, эмпиризм - с элементами теологич. воззрений.
ВИКО (Vico) Джамбаттиста (23.6.1668, Неаполь,- 23.1.1744, там же), итал. философ. С 1699 дроф. риторики ун-та в Неаполе. С 1734 придворный историограф. В полемике с Декартом В., противопоставляя общий разум индивидуальному, выдвинул идею объективного характера историч. процесса. Исходя из того, что познать мы можем только то, что мы делаем, В. считал историч. науку сознанием человечества о собств. деяниях. Он выдвинул теорию историч. круговорота - развития всех наций по циклам, состоящим из трёх эпох: божественной (безгосударственность, подчинение жрецам), героической (аристократич. гос-во) и человеческой (демократич. республика или представительная монархия).
ВОЛЬТЕР (Voltaire) [псевд.; наст. имя и фамилия - Франсуа Мари А р у э (Arouet)] (21.11.1694, Париж,- 30.5.1778, там же), франц. философ, писатель и публицист. Один из представителей Просвещения 18 в. В филос., художеств., публицистич. произв. подверг всесторонней и талантливой критике феод. отношения, деспотич. форму правления, феод.-клерикальное мировоззрение.
ВОЛЬФ (Wolff) Христиан (24.1.1679, Бреслау, - 9.4.1754, Галле), ном. философ- рационалист. Идеолог раннего Просвещения. Проф. в ун-тах Галле и Марбурга (где в число его учеников был Ломоносов). Сформировался под влиянием идей Декарта, Э. Вейгеля, Э. В. Чирнхауза и особенно Лейбница, от к-рого унаследовал интерес к построению всеобъемлющей системы филос. знания (Weltweisheit), приверженность рационалистич. и априористич. методологии, а также ряд осн. идей метафизики, логики, теории познания и психологии.
ГЕГЕЛЬ (Hegel) Георг Вильгельм Фридрих (27. 8. 1770, Штутгарт,- 14. И. 1831, Берлин), нем. философ, представитель нем. классич. философии, создатель систематич. теории диалектики на основе объективного идеализма.
ГОББС (Hobb.es) Томас (5. 4. 1588, Малмсбери,- 4.12.1679, Хардуик), англ. философ- материалист. Род. в семье приходского священника. Окончив Оксфордский ун-т (1608), поступил гувернёром в аристократич. семью У. Кавендиша (впоследствии герцог Девонширский), с к-рой был связан до конца жизни. Мировоззрение Г. сложилось под влиянием англ. бурж. революции 17 в.
Продолжая линию Бэкона, Г. рассматривал знание как силу и конечной задачей философии признавал её практич. пользу, содействие «увеличению количества жизненных благ». Однако, в отличие от Бэкона, на первый план Г. выдвигал науч. понимание общества как средства познания причин гражд. войн и их преодоления. Г. создал первую в истории философии законченную систему механистич. материализма. В философии.
ГРОЦИЙ (Grotius), Гуго де Гроот (Hugo de Groot) (10.4.1583, Делфт,-28.8.1645, Росток), голл. юрист, социолог и гос. деятель. Один из основателей учения о естественном праве.
ГУМАНИЗМ (от лат. humanus - человеческий, человечный), в широком смысле - исторически изменяющаяся система воззрений, признающая ценность человека как личности, его право на свободу, счастье, развитие и проявление своих способностей, считающая благо человека критерием оценки социальных институтов, а принципы равенства, справедливости, человечности желаемой нормой отношений между людьми; в узком смысле - культурное движение эпохи Возрождения.
ДАНИЛЕВСКИЙ Николай Яковлевич , рус. публицист, социолог и естествоиспытатель, идеолог панславизма. В кон. 40-х гг. участвовал в кружке петрашевцев, по делу к-рых был в 1850 выслан из Петербурга.
Социологич. взгляды Д., примыкающие к теориям историч. круговорота, сформировались под воздействием виталистских идей и позитивистского культа естеств. наук; наиболее полно они изложены в кн.: «Россия и Европа» (1869). В основе социологич. доктрины Д. лежала идея обособленных, локальных «культурно-историч. типов» (цивилизаций), взаимоотношения к-рых описываются Д. при помощи биологизаторских построений: подобно живому организму, культурно-историч. типы находятся в непрерывной борьбе друг с другом и с внеш. средой; так же как и биологич. виды, они проходят естественно предопределённые стадии возмужания, дряхления и неизбежной гибели. Д. выделяет 4 разряда их историч. самопроявления: религиозный, культурный, политический и социально-экономический. Культурно-историч. тип, по Д., эволюционирует от этнографич. состояния к государственному и от него - к цивилизации. Ход истории выражается в смене вытесняющих друг друга культурно-историч. типов. Д. выделяет 10 таких типов, целиком или частично исчерпавших возможности своего развития. Качественно новым, перспективным с т. зр. истории типом Д. считает «славянский тип», наиболее полно выраженный в рус. народе. Славянофильскую идею противостояния «мессианской» культуры России культурам Запада Д. вульгаризирует, облекая её в проповедь борьбы росс. государственности с др. народами. Тем самым Д. санкционирует политич. устремления царизма, оправдывает его великодержавный шовинизм и политику нац. вражды. Учение Д. о враждебном противостоянии культурно-историч. типов всему окружающему миру было воспринято либеральной критикой (Вл. С. Соловьёв, Н. К. Михайловский, Н. И. Кареев) как отход от гуманистич. традиций рус. культуры. В последние годы жизни Д. в полемике с дарвинизмом привносит в свою мировоззренч. схему телеологически-эволюционистскую идею.
Идеи Д. оказали сильное воздействие на культурологию Леонтьева и в большой мере предвосхитили аналогичные построения Шпенглера.
ДЕИЗМ (от лат. deus - бог), религ.-филос. воззрение, получившее распространение в эпоху просвещения, согласно к-рому бог, сотворив мир, не принимает в нём к.-л. участия и не вмешивается в закономерное течение его событий.
ДЕТЕРМИНИЗМ (от лат. determ^ - определяю), филос. учение об объективной закономерной взаимосвязи и взаимообусловленности явлений материального и духовного мира. Центральным ядром Д. служит положение о существовании причинности, т. е. такой связи явлений, в к-рой одно явление (причина) при вполне определ. условиях с необходимостью порождает, производит другое явление (следствие).
ДИАЛЕКТИКА [греч. - искусство вести беседу, спор, от - веду беседу, спор], учение о наиболее общих закономерных связях и становлении, развитии бытия и познания и основанный на этом учении метод творчески познающего мышления. Д. есть филос. теория, метод и методология науч. познания и творчества вообще. Теоретич. принципы Д. составляют существ. содержание мировоззрения. Т. о., Д. выполняет теоретич., мировоззренч. и методо-логич. функции. Осн. принципы Д., составляющие её стержень,- всеобщая связь, становление и развитие, к-рые осмысливаются с помощью всей исторически сложившейся системы категорий и законов.
ДИДРО (Diderot) Дени (5.10.1713, Лангр, - 31.7. 1784, Париж), франц. философ- материалист, представитель Просвещения 18 в., писатель, теоретик иск-ва, организатор и редактор франц. «Энциклопедии» 18 в. Д. Был убеждённым врагом феод. Строя, абсолютизма, церкви, феод.-клерикального мировоззрения.
ДОБРО И ЗЛО, нормативно-оценочные категории морального сознания, в предельно обобщённой форме обозначающие, с одной стороны, должное и нравственно- положительное, благо, а с другой - нравственно-отрицательное и предосудительное в поступках и мотивах людей, в явлениях социальной действительности.
ДОГМАТИЗМ, антиисторич. недиалектич. схематически-окостеневший тип мышления, при к-ром анализ и оценка теоретич. и практич. проблем и положений производится без учёта конкретной реальности.
ДУАЛИЗМ (от лат. dualis - двойственный), филос. учение, исходящее из признания равноправными, не сводимыми друг к другу двух начал - духа и материи, идеального и материального.
ЗАКОН, необходимое, существенное, устойчивое, повторяющееся отношение между явлениями. 3. выражает связь между предметами, составными элементами данного предмета, между свойствами вещей, а также между свойствами внутри вещи.
ЗАПАДНИКИ, направление рус. антифеод. обществ. мысли 40-х гг. 19 в., противостоявшее т. н. славянофилам. В моск, кружок 3. входили А. И. Герцен, Т. Н. Грановский, Н. П. Огарёв, В. П. Боткин, Н. X, Кетчер, Е. Ф. Корш, П. Г. Редкин, Д. Л. Крюков, К. Д. Кавелин и др. Тесную связь с кружком имел В. Г. Белинский. К 3. относились также И. С. Тургенев, П. В. Анненков, И. И. Панаев и др.
ИДЕАЛ (франц. ideal, от греч.- идея, первообраз), идеальный образ, определяющий способ мышления и деятельности человека или обществ. класса.
ИДИОГРАФИЧЕСКИЙ МЕТОД (от греч. - особенный, своеобразный и - пишу), гл. обр. в неокантианстве баденской школы метод историч. наук о культуре, сущность к-рого состоит в описании индивидуальных особенностей историч. фактов, формируемых наукой на основе «отнесения к ценности» (Wertbeziehung). Под последним понимается способ выделения среди индивидуальных событий и явлений действительности «существенных». Представления о «ценности» помогают отличать культурные феномены от природных. Введено Виндельбандом, подробно развито Риккертом.
ИНДИВИДУАЛИЗМ (франц. individualisme), тип мировоззрения, сутью к-рого является в конечном счёте абсолютизация позиции отд. индивида в его противопоставленности обществу, причём не какому-то определ. социальному строю, а обществу вообще.
ИРРАЦИОНАЛИЗМ (от пат. irrationalis - неразумный, бессознательный), обозначение идеалистич. течений в философии, к-рые, в противоположность рационализму, ограничивают или отрицают возможности разума в процессе познания и делают основой миропонимания нечто недоступное разуму или иноприродное ему, утверждая алогичный и иррациональный характер самого бытия.
ИСТИНА, адекватное отражение объекта познающим субъектом, воспроизведение его таким, каким он существует сам по себе, вне и независимо от человека и его сознания.
ИСТОРИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ, составная часть марксистско-ленинской философии и одновременно общая социологическая теория, наука об общих и специфич. законах функционирования и развития обществ.-экономич. формаций.
КАНТ (Kant) Иммануил (22.4.1724,. Кенигсберг, ныне Калининград,-12.2.1804, там же), нем. философ и учёный, родоначальник нем. классич. философии. Прожил всю жизнь в Кенигсберге, где окончил ун-т (1745) и был в 1755-70 доцентом, а в 1770-96 проф. унта. В филос. развитии К. различают два периода - «до-критический» (до 1770) и «критический». В т. н. докри-тич. период К. признаёт возможность умозрит. познания вещей, как они существуют сами по себе («метафизики», согласно принятой тогда терминологии); в т. н. критич. период - отрицает возможность такого познания на основании предварит. исследования форм познания.
KOHT (Comte) Огюст (19.1.1798, Монпелье,-5.9.1857, Париж), франц. философ, один из основоположников позитивизма и бурж. социологии. В 1817-22 был секретарём Сен- Симона, затем - экзаменатором и репетитором Политехнич. школы в Париже. Главные соч. К., излагающие основы философии позитивизма, относятся к первому периоду творчества К. (до сер. 40-х гг.). Наибольшую известность К. принёс «Курс позитивной философии».
«ЛЕГАЛЬНЫЙ МАРКСИЗМ», идейно-политич. течение, представители к-рого (П. Б. Струве, М. И. Туган-Барановский, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев и др.) выступили в легальной печати (отсюда назв.) в 90-х гг. 19 в. npoтив народничества, используя отд. марксистские идеи.
ЛЕЙБНИЦ (Leibniz) Готфрид Вильгельм (1.7.1646, Лейпциг,- 14.11.1716, Ганновер), нем. философ-идеалист, математик, физик и изобретатель, юрист, историк, языковед. Л. стремился синтезировать всё рациональное в предшествующей философии с новейшим науч. знанием на основе предложенной им методологии, важнейшими требованиями крой были универсальность и строгость филос. рассуждений.).
ЛЕОНТЬЕВ Константин Николаевич , рус. писатель, публицист и лит. критик. Известность приобрёл статьями о практич. политике и на культурно-историч. темы (сб. статей «Восток, Россия и славянство», т. 1-2, 1885-86), а также лит.-критич. этюдами (о романах Л. Толстого, об И. С. Тургеневе и др.). Культурно-историч. взгляды Л., сложившиеся под влиянием Данилевского, характеризуются выделением трёх стадий циклич. развития- первичной «простоты», «цветущей сложности» и вторичного «упрощения» и «смешения», что служит у Л. дополнит, обоснованием идеала «красочной и многообразной» росс. действительности, противопоставленной зап. «всесмешению» и «всеблаженству».
ЛИЧНОСТЬ, общежитейский и науч. термин, обозначающий: 1) человеч. индивида как субъекта отношений и сознат. деятельности (лицо, в широком смысле слова) или 2) устойчивую систему социально-значимых черт, характеризующих индивида как члена того или иного общества или общности.
ЛОГИКА греч. - построенный на рассуждении, от - слово, понятие, рассуждение, разум) формальная, наука об общезначимых формах и средствах мысли, необходимых для рационального познания в любой области знания.
МАКСИМ ГРЕК (наст, имя и фам. - Михаил Триволис) (ок. 1475, Арта, Греция, - 1556, Троице-Сергиев монастырь, ныне Загорск Моск. обл.), писатель, переводчик, просветитель. Начальное классич. образование получил на родине в Греции, в 1492- 1505 учился в итал. ун-тах, переводил греч. авторов для Пико делла Мирандолы, продолжил изучение классич. греч. лит-ры в монастыре на Афоне. В Россию был призван в 1518 Василием III для перевода греч. книг. Из-за расхождений с офиц. церковью после осуждения на соборах 1525 и 1531 26 лет провёл в заточении. В духе раннего Ренессанса М. Г. стремился соединить классич. наследие и светскую образованность с принципами христ. учения.
МАЛИНОВСКИЙ Василий Фёдорович , рус. дипломат и обществ. деятель, просветитель-демократ, предшественник утопич. социализма в России.
МЕТОД (от греч. - путь исследования или познания, теория, учение), способ построения и обоснования системы знания; совокупность приёмов и операций практич. и теоретич. освоения действительности.
МЕТОДОЛОГИЯ (от метод и греч. - слово, понятие, учение), система принципов и способов организации и построения теоретич. и прак-рич. деятельности, а также учение об этой системе.
МОНИЗМ (от греч. - один, единственный), способ рассмотрения многообразия явлений мира в свете одного начала, единой основы (субстанции) всего существующего и построения теории в форме логически последоват. развития исходного положения. Противоположность М.- дуализм, признающий два независимых начала, и плюрализм, исходящий из множественности начал.
МОНТЕСКЬЕ (Montesquieu) Шарль Луи (18.1.1689, Лабред, близ Бордо,-10.2.1755, Париж), франц. философ, писатель и историк, представитель философии Просвещения 18 в. Филос. позиция М., изложенная в его осн. соч. «О духе законов», была выражением деистич. онтологии, рассматривающей бога в качестве I создателя, действовавшего, однако, по объективным законам материального мира.
НАРОДНИЧЕСТВО, идеология и движение разночинной интеллигенции, господствовавшие на бурж.-демократич. этапе освободит. движения в России и объективно отражавшие антифеод. интересы крестьянства.
НАТУРФИЛОСОФИЯ (от лат. natura - природа) философия природы, умозрит. истолкование природы рассматриваемой в её целостности.
«ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДОГОВОР»; филос. и юридич. доктрина, объясняющая возникновение гос. власти соглашением между людьми, вынужденными перейти от необеспеченного защитой естеств. состояния к состоянию гражданскому.
ОНТОЛОГИЯ (от греч. - сущее и - слово, понятие, учение), учение о бытии как таковом; раздел философии, изучающий фундаментальные принципы бытия, наиболее общие сущности и категории сущего.
ПАРТИЙНОСТЬ, 1) принадлежность человека к политич. партии. 2) Идейная направленность мировоззрения, философии, обществ. наук, лит-ры и иск-ва, выражающая интересы определ. классов, социальных групп и проявляющаяся как в социальных тенденциях науч. и художеств. творчества, так и в личных позициях учёного, философа, писателя, художника. В широком смысле П.- принцип поведения людей, деятельности орг-ций и учреждений, орудие политич. и идеологич. борьбы.
ПОЗИТИВИЗМ (франц. positivisme, от лат. positivus - положительный), филос. направление, основанное на принципе, что всё подлинное, «положит.» (позитивное) знание может быть получено лишь как результат отдельных спец. наук и их синтетич. объединения и что философия как особая наука, претендующая на самостоят. исследование реальности, не имеет права на существование.
ПОЧВЕННИЧЕСТВО, рус. лит.-обществ, направление 60-х гг. 19 в. Генетически восходило к направлению «молодой редакции» журн. «Москвитянин» (1850-56), осн. принципы сформулированы в журн. «Время» (1861-63) и «Эпоха» (1864-65). В филос. построениях представителей П. (А. А. Григорьев, братья М. М. и Ф. М; Достоевские, Н. Н. Страхов) главной была идея о «нац. почве» как основе социального и духовного развития России. В филос. плане П.- консервативная форма филос. романтизма. Григорьев называл себя «последним романтиком», влияние франц. романтизма (В. Гюго) испытал Ф. М. Достоевский.
ПРОВИДЕНЦИАЛИЗМ (от лат. providentia - провидение), религ. понимание истории как проявления воли бога, осуществления заранее предусмотренного божеств. плана «спасения» человека.
ПРОГРЕСС (от пат. progressus - движение вперёд, успех), тип, направление развития, характеризующееся переходом от низшего к высшему, от менее совершенного к более совершенному.
РАЦИОНАЛИЗМ (франц. rationalisme, от лат. rationalis - разумный, ratio - разум), филос. направление, признающее разум основой познания и поведения людей.
СЕНСУАЛИЗМ (франц. sensualisme, от лат. sensus - восприятие, чувство, ощущение), направление в теории познания, согласно к-рому чувственность является гл. формой достоверного познания. В противоположность рационализму С. стремится вывести всё содержание познания из деятельности органов чувств. С. близок эмпиризму, признающему чувств. опыт единств. источником достоверного знания.
СЛАВЯНОФИЛЫ, представители одного из направлений рус. обществ. и филос. мысли 40-50-х гг. 19 в., выступившие с обоснованием самобытного пути историч. развития России, принципиально отличного от пути западноевропейского.
СПЕНСЕР (Spencer) Герберт (27.4.1820, Дерби, - 8.12. 1903, Брайтон), англ. философ и социолог, один из родоначальников позитивизма.
СУБЪЕКТИВИЗМ, мировоззренч. позиция, игнорирующая объективный подход к действительности, отрицающая объективные законы природы и общества. С.- один из осн. гносеологич. источников идеализма. Сущность С. состоит в абсолютизации активной роли субъекта в различных областях деятельности, и прежде всего в процессе познания.
СУБЪЕКТИВНАЯ СОЦИОЛОГИЯ (этико-социологи-ческая школа), теоретич. воззрения на обществ.-историч. процесс ряда представителей народничества. С. с. сформировалась в кон. 60-х - нач. 70-х гг. 19 в. и изложена в трудах П. Л. Лаврова и Н. К. Михайловского.
ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ, гносеология, эпистемология, раздел философии, в к-ром изучаются проблемы природы познания и его возможностей, отношения знания к реальности, исследуются всеобщие предпосылки познания, выявляются условия его достоверности и истинности. Т. п. как филос. дисциплина анализирует всеобщие основания, дающие возможность рассматривать познават. результат как знание, выражающее реальное, истинное положение вещей. Два осн. направления в Т. п.- материализм и идеализм.).
ФАТАЛИЗМ (от лат. fatalis - роковой, fatum - рок, судьба), мировоззрение, рассматривающее каждое событие и каждый человеч. поступок как неотвратимую реализацию изначального предопределения, исключающего свободный выбор и случайность.
ФЕЙЕРБАХ (Feuerbach) Людвиг Андреас (28.7.1804, Ландсхут, Бавария,- 13.9.1872, Рехенберг, близ Нюрнберга), нем. философ-материалист и атеист.
ЧААДАЕВ Пётр Яковлевич , рус. мыслитель и публицист. Друг А. С. Пушкина. В 1819 был принят в «Союз благоденствия», в 1821 в Сев. об-во декабристов, но деятельным членом тайных об-в не был и относился к ним сдержанно-скептически. Во время путешествия за границей в 1823-26 познакомился с Шеллингом и Ламенне, ре-лиг.-филос. идеи к-рых оказали на него глубокое воздействие. В 1829-31 создал своё гл. произв.- «Письма о философии истории» (на франц. яз.), за к-рым утвердилось назв. «Философических писем». Обнародование первого из них в журн. «Телескоп» (1836) вызвало резкое недовольство властей ввиду выраженного в нём горького негодования по поводу отлучённости России от «всемирного воспитания человеч. рода», нац. самодовольства и духовного застоя, препятствующих осознанию и исполнению предначертанной свыше историч. миссии. «Высочайшим повелением» Ч. был объявлен сумасшедшим. Написанная Ч. в ответ на обвинения в недостатке патриотизма «Апология сумасшедшего» (1837), где Ч., говоря о России, утверждал, что «...мы призваны решить большую часть проблем социального порядка... ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество» (Соч. и письма, т. 2, М., 1914, с. 227), при жизни Ч. напечатана не была. Лишённый к.-л. возможности объясниться в печати, Ч. тем не менее оставался влият. мыслителем, оказавшим значит. воздействие (особенно постановкой проблемы историч. судеб России) на представителей различных направлений - как на западников, так и на славянофилов.
ШЕЛЛИНГ (Schelling) Фридрих Вильгельм Йозеф (27.1.1775, Леонберг, -20.8.1854, Рагац, Швейцария) нем. философ, представитель нем. классич. идеализма.
ЭКЛЕКТИКА, эклектизм, эклектицизм (от греч. - способный выбирать, выбирающий), соединение разнородных взглядов, идей, принципов или теорий.
ЭМПИРИЗМ (от греч. - опыт), направление в теории познания, признающее чувств. опыт источником знания и считающее, что содержание знания может быть представлено либо как описание этого опыта, либо сведено к нему.
ЮМ (Hume) Дэйвид (26. 4. 1711, Эдинбург, Шотландия, - 25. 8. 1776, там же), англ. философ, историк, экономист и публицист. Сформулировал осн. принципы новоевроп. агностицизма; предшественник позитивизма.
