РУССКАЯ ПРОЗА В 50-90-е ГОДЫ
Планы к обзорным темам
В структуру обзорного раздела «Русская проза в 50-90-е годы» школьная программа по литературе и учебник для 11-го класса (4-е изд., 1999 г., под ред. В. П. Журавлева) включают значительный круг новых для учащихся выпускного класса понятий и проблем, с которыми связано развитие русской прозы за последние пятьдесят лет: литературный процесс, «оттепель» 1953-1964 гг., «возвращенная литература», воссоединение отечественной культуры и эмигрантской русской литературы, «деревенская» проза, «лейтенантская» проза (произведения о Великой Отечественной войне), «городская» (или «интеллектуальная») проза, историческая романистика и др. С каждым из этих направлений в литературе связан свой круг авторов и названий их книг, в которых воссоздается многослойная картина жизни, постигается судьба человека и судьба Отечества.
Сочетание обязательного чтения включенных в школьную программу произведений с широким читательским выбором позволяет рассматривать то или иное художественное произведение в определенном литературном контексте. Принцип контекстного восприятия не может не повысить интеллектуальный уровень школьных уроков литературы. Всего этого нельзя не учитывать, продумывая пути изучения широкой обзорной темы «Русская проза в 50-90-е годы». На наш взгляд, систему занятий по этому разделу целесообразно строить на сочетании проблемно-тематического обзора с самостоятельным чтением учащимися художественного текста наиболее значимых произведений, с текстуальным анализом самых ярких их страниц. Принципиально важно структуру школьного анализа сделать родственной художественному мышлению автора. От художественного пересказа и выразительного чтения наиболее впечатляющих фрагментов прозаического текста до классной беседы, реферативного сообщения, урока-семинара - таков диапазон приемов и форм работы над произведением.
В обзорном разделе «Русская проза в 50-90-е годы» выделим три темы:
- «Проза о Великой Отечественной войне 50-90-х гг.»
- «Деревенская» проза 60-80-х гг.».
- «Нравственные искания прозаиков этих лет».
При проведении обзорных уроков мы сталкиваемся с недостатком нужных книг, поэтому подготовка к урокам обычно начинается заранее. Учитель, сосредоточив в кабинете все собранные по теме произведения, отводит время для чтения, а перед занятием с помощью ребят организует выставку книг. Оформление выставки, знакомство с ней позволяют рассматривать тему на довольно широком литературном фоне.
На рабочем стенде вывешивается план работы над темой, вопросы и задания для учащихся.
Ключевые вопросы к обзору «Деревенская» проза 60-80-х гг.»
1. Понятие «деревенская» проза. На каких социально-психологических основах она выросла?
2. «Человек трудолюбивой души». Как эти слова раскрывают глубину и цельность нравственного мира крестьянина?
3. Жизнь и судьба русской деревни в истории послереволюционной России:
- «Год великого перелома» и его отражение в романах М. Шолохова «Поднятая целина», Б. Можаева «Мужики и бабы», В. Белова «Кануны».
Роль русского крестьянства в годы Великой Отечественной войны.
Судьба русского крестьянства в годы послевоенного лихолетья. Матрена (А. Солженицын. «Матренин двор»), тетка Дарья (А. Твардовский. «По праву памяти»), Катерина (В. Белов. «Привычное дело»), Настена (В. Распутин. «Живи и помни») - художественные открытия «деревенской» прозы.
Вопросы для обобщающей беседы:
1. Назовите произведения 60-80-х годов, которые связаны с понятием «деревенская» проза. Какие из них были прочитаны вами?
2. Что общего в биографии писателей, которых было принято называть «деревенщиками»? Чем был продиктован их интерес к деревенской жизни, к судьбам крестьянства России?
3. Какое место в произведениях Ф. Абрамова, В. Распутина, В. Астафьева занимают лирические пейзажи? Выразительно прочитайте их.
4. Какие герои «деревенской» прозы нарисованы с явной симпатией? Чем они привлекли внимание к себе?
5. Какой смысл писатели вкладывали в слова «лад», «зов земли»?
6. Какой смысл содержат в себе слова: «Россия, которую мы потеряли»?
План уроков по романам Ф. Абрамова.
Задания для учащихся
Урок первый.
1. Страницы жизни и творчества Ф. А. Абрамова. (См. выступление Ф. А. Абрамова в телестудии в Останкино. Его можно прочитать в книге «Пятнадцать вечеров в Останкино» (Литературное обозрение. - 1988. - № 6).
2. Тетралогия «Братья и сестры» - «эпос народной жизни». Поэтика названий романов, составивших тетралогию: «Братья и сестры», «Две зимы и три лета», «Пути-перепутья», «Дом».
3. Архангельская деревня Пекашино - центр романной жизни. Хроника села Пекашино (40-70-е гг.).
Роман «Братья и сестры».
1. «Война. Вся деревня сбита в один кулак».
2. «Великий подвиг русской бабы, открывшей в 1941 году «второй фронт». В дом Пряслиных пришла похоронка (гл. 15, 45).
3. Пряслины. «Поколение деревенских мальчишек и девчонок, которые на своих плечах войну вытянули».
Обзор романа «Братья и сестры» направляется такими вопросами:
Что заставило современного писателя обратиться к повествованию о войне?
Обратимся к первому слову этой темы - война. Как нарисована она? Какое художественное наполнение, осмысление получает этот образ?
Посмотрим, как пережили войну герои Федора Абрамова.
Урок второй . Роман «Две зимы и три лета».
Подготовительная работа учащихся будет связана с анализом ключевых эпизодов:
1. День Победы в Пекашино (часть первая, гл. 5).
Чем вы объясните внутренний драматизм этой главы?
Деревня, пекашинские бабы глазами вернувшегося с фронта Ильи Нетесова. Почему писатель избирает такой угол зрения?
2. Один день в доме Пряслиных: возвращение Михаила с лесозаготовок - эпизоды о спасительной силе любви и братства.
Как передается их настроение? (Часть первая, гл. 1.)
3. «Вот она, ее выстраданная радость: пряслинская бригада на пожне!» (Часть вторая, гл. 16.)
Каково эмоциональное наполнение этой главы?
Как нарисован здесь образ матери Анны Пряслиной?
4. Трагические судьбы Ильи Нетесова, Трофима Лобанова, Митрия Репишного. Что нового они добавляют к размышлениям читателя о времени, пережитом героями романа Ф. Абрамова?
Сообщения учащихся, построенные на анализе эпизодов трагического наполнения: возвращение с трудового фронта и смерть Митрия Репишного (часть первая, гл. 8); возвращение из плена и смерть Трофима Лобанова (часть вторая, гл. 7); трагедии в доме Ильи Нетесова.
Урок третий . Роман «Дом».
Пекашино в 70-е годы.
Проблемы «сытой» деревни.
Михаил Пряслин и Егорша Ставров: два характера - две судьбы.
- «Чем живем-кормимся». Какое отражение эта тема нашла в романе «Дом» и в публицистике Ф. Абрамова? (См. его книгу «Чем живем-кормимся».)
Повести Валентина Распутина «Живи и помни», «Последний срок», «Прощание с Матерой», «Пожар», рассказы «Женский разговор», «Изба».
В качестве эпиграфа к сдвоенному уроку по произведениям В. Распутина возьмем слова, сказанные писателем в беседе с журналистом Ниной Степановой (Россия. - 1998. - № 5): «До могилы буду талдычить о душе, о совести…»
План урока «Нравственные проблемы в произведениях В. Распутина»
1. Слово о писателе.
2. Повесть - излюбленный жанр Валентина Распутина. Ее своеобразие.
3. Природа как живописный и музыкальный камертон повествования в произведениях «Живи и помни», «Прощание с Матерой».
4. Распутинские старухи - воплощение нравственного идеала, который передан предками. Роль внутреннего монолога в раскрытии их внутреннего мира.
5. Высокий уровень философского осмысления событий, происходящих в деревне.
6. Стилистический комментарий к эпизодам повести «Прощание с Матерой»: «Сцена на кладбище», «Прощание Дарьи с избой», «Последний сенокос на Матере», финал повести.
7. «Прощание с Матерой», «Пожар» - повествовательная дилогия. Развитие их мотивов в рассказе «Изба».
8. Усиление публицистических тенденций в творчестве Валентина Распутина, который пишет об опасности беспамятства, «архаровщины».
План работы над произведениями Виктора Астафьева
1. Слово о писателе. Биография души, философия жизни, выраженные в очерке Астафьева «Сопричастный всему живому». (Литература в школе. - 1989. - № 2.)
2. Повесть «Последний поклон». Ее автобиографический, исповедальный характер. Картины, ожившие в памяти сердца писателя.
3. Природа и человек. Мифологические мотивы и их роль в романе «Царь-рыба». Повествование в рассказах - жанр этой книги. Трагичность судьбы таежных поселков, разделивших судьбу распутинской Матеры.
4. Роман «Печальный детектив». Жанр судебной хроники. Размышления писателя над «больными» вопросами: «Как жить?», «Как жить дальше?», «Как жить среди народа?» Центральный герой романа.
5. Роман «Прокляты и убиты». (Его целесообразно рассмотреть в рамках обзора прозы о Великой Отечественной войне.)
Проза о Великой Отечественной войне 50-90-х гг.
Без опыта прошедшей войны я не мыслю себя и даже думаю, что без этого опыта я теперь не могла бы писать.
О. Берггольц
Под словами известной поэтессы мог бы подписаться каждый из писателей фронтового поколения. В 40-е годы в литературе о Великой Отечественной войне сильнее всего был выражен героико-патриотический аспект. Призывно звучала песня «Священная война» (муз. Б. Александрова на слова, которые приписывали В. Лебедеву-Кумачу). А. Сурков в своем обращении к солдатам повелительно провозглашал: «Вперед! В наступленье! Назад - ни шагу!» «Науку ненависти» проповедовал М. Шолохов. «Народ бессмертен», - утверждал В. Гроссман.
Осмысление войны как величайшей трагедии народа пришло в конце 50-х - начале 60-х годов. С именами Григория Бакланова, Василия Быкова, Константина Воробьева, Владимира Богомолова, Юрия Бондарева связана вторая волна военной прозы. В критике она была названа «лейтенантской» прозой: артиллеристы Г. Бакланов и Ю. Бондарев, пехотинцы В. Быков и Ю. Гончаров, кремлевский курсант К. Воробьев на войне были лейтенантами. За их повестями закрепилось и другое название - произведения «окопной правды». В этом определении значимы оба слова. Они отражают стремление писателей отразить сложный трагический ход войны «так, как это было» - с предельной правдой во всем, во всей обнаженной трагедии.
Предельная приближенность к человеку на войне, окопная жизнь солдат, судьба батальона, роты, взвода, события, совершающиеся на пяди земли, сосредоточенность на отдельном боевом эпизоде, чаще всего трагедийном, - вот что отличает повести В. Быкова «Круглянский мост», «Атака с ходу», Г. Бакланова «Пядь земли», Ю. Бондарева «Батальоны просят огня», Б. Васильева «А зори здесь тихие…». В них «лейтенантский» угол зрения смыкался с «солдатским» взглядом на войну.
Личный фронтовой опыт писателей, пришедших в литературу непосредственно с переднего края, подсказывал им делать упор на описании трудностей жизни на войне. Они считали их преодоление подвигом не меньшим, чем совершенный при исключительных обстоятельствах героический поступок.
Такая точка зрения не была принята официальной критикой. В дискуссионных критических статьях зазвучали термины «ремаркизм», «заземление подвига», «дегероизация». Рождение подобных оценок нельзя считать случайностью: уж очень непривычно было глядеть на войну из окопов, откуда ведут огонь, ходят в атаку, но где ко всему этому еще и… живут люди. Г. Бакланов, В. Быков, Б. Васильев, В. Богомолов писали о войне безвестной, что проходила южнее, западнее ли, но в стороне от главных ударов. Ситуации, в которых оказывались солдаты, от этого не становились менее трагедийными.
Жесточайшие споры вокруг «большой» и «малой» правды о войне, которые имели место в начале 60-х годов, выявили истинные ценности военной прозы, которая приводила к новому осмыслению самой сути происходящего на фронте.
Война совсем не фейерверк,
А просто трудная работа,
черна от пота,
Скользит по пахоте пехота.
В этих стихах М. Кульчицкого передана суть тех открытий, которые делали писатели Григорий Бакланов, Василь Быков, Анатолий Ананьев, Юрий Бондарев. В этом перечне имен нужно упомянуть и Константина Воробьева. По словам А. Твардовского, он сказал «несколько новых слов о войне» (имеются в виду повести К. Воробьева «Убиты под Москвой», «Крик», «Это мы, Господи!»). Эти «новые слова», сказанные писателями фронтового поколения, отмечены пафосом великой трагедии, необратимость которой вызывала слезы горечи и бессилия, звала к суду и возмездию.
Вот общие вопросы по теме «Проза о Великой Отечественной войне (80-90-е годы)». (Записи для информационных карточек.)
И длится суд десятилетий,
И не видать ему конца.
А. Твардовский
Открытия «солдатской» прозы. Повесть В. Кондратьева «Сашка».
К. Симонов: «История Сашки - это история человека, оказавшегося в самое трудное время в самом трудном месте, на самой трудной должности - солдатской».
В. Кондратьев: «Сашка» - «лишь малая толика того, что нужно рассказать о Солдате, Солдате-победителе».
В. Быков - В. Кондратьеву: «Вы обладаете завидным качеством - хорошей памятью на все, что касается войны…»; «Адамович прав, «Селижаровский тракт» - самая сильная Ваша вещь, сильнее «Сашки»… Там - выдранный с мясом и кровью кусок войны, непридуманный и неприглаженный, такой, каким и был в те годы. Я очень рад, что появились Вы и сказали свое слово о пехоте».
В. Кондратьев - В. Астафьеву: «Главное сейчас - черствый хлеб правды, без слюней. А правда и стиль продиктует, и манеру, а так пустые это разговоры. Я и не знал, писавши «Сашку», что у меня «инверсии» и какие-то «эллиптические предложения». Писал как Бог на душу положил, чуя, что вещь эту именно так и надо писать, не по-другому».
В. Астафьев - В. Кондратьеву: «Месяц читал твоего «Сашку»… Очень хорошую, честную и горькую книгу собрал».
«Сашка» - литературный дебют В. Кондратьева, которому было тогда под 60: «Видимо, подошли лета, пришла зрелость, а с нею и ясное понимание, что война-то - это самое главное, что было у меня в жизни… Начали мучить воспоминания, даже запахи войны ощущал, не забыл, хотя шли уже 60-е годы, жадно читал военную прозу, но тщетно искал и не находил в ней «своей войны». Понял, что о «своей войне» рассказать могу только я сам. И я должен рассказать. Не расскажу - какая-то страничка войны останется нераскрытой». «Поехал весной 62-го подо Ржев. Протопал 20 километров пехом до самой своей бывшей передовой, увидел ту истерзанную всю, всю испещренную воронками ржевскую землю, на которой валялись еще и ржавые пробитые каски, и солдатские котелки… торчали еще оперения невзорвавшихся мин, увидел - это было самым страшным - незахороненные останки тех, кто воевал здесь, может быть, тех, кого знал, с кем хлебал из одного котелка жидню-пшенку или с кем жался в одном шалашике при минном обстреле, и меня поразило: об этом писать можно только строгую правду, иначе это будет только безнравственно».
Движение прозы о Великой Отечественной войне можно представить так: от книги В. Некрасова «В окопах Сталинграда» - к произведениям «окопной правды» - к роману-эпопее (трилогия К. Симонова «Живые и мертвые», дилогия В. Гроссмана «Жизнь и судьба», дилогия В. Астафьева «Прокляты и убиты»).
В середине 90-х годов, в канун 50-летия со дня окончания войны, четыре признанных писателя публикуют свои новые произведения о войне.
Виктор Астафьев, роман «Прокляты и убиты».
Георгий Владимов, роман «Генерал и его армия».
Александр Солженицын, рассказ «На краях».
Григорий Бакланов, роман «И тогда приходят мародеры».
Все эти произведения представляют собой новые подходы к осмыслению Великой Отечественной войны, содержат в себе серьезные обобщения: о цене победы, о роли исторических лиц (Сталина, Жукова, Хрущева, генерала Власова), о послевоенной судьбе фронтового поколения.
Роман Виктора Астафьева
«Прокляты и убиты»
(1992-1994)
Роман В. Астафьева «Прокляты и убиты» читается тяжело, с большим эмоциональным напряжением. Писатель однажды сказал, что его воспоминания о войне «немилосердны». И это действительно так. «Немилосердно» описана жизнь 201-го запасного полка в лагере, похожем на гулаговскую «чертову яму». «Немилосердно» и сурово изображение форсирования Днепра, закрепления на правом берегу, борьбы за «плацдарм». Критик Валентин Курбатов, который часто бывал у Виктора Астафьева в Овсянке, почувствовал, что писатель устал от того перенапряжения духовных сил, которых потребовала работа над романом. И читателю нет пощады!
Сказанное о характере авторского повествования в романе «Прокляты и убиты» заставляет вспомнить слова В. Быкова, написанные в повести «Карьер». Агеев-старший говорит сыну: «Знаний о войне у вас хватает. Но вот атмосфера времени - это та тонкость, которую невозможно постичь логически. Это постигается шкурой. Кровью. Жизнью. Вам этого не дано». В. Астафьев постиг войну шкурой. Кровью. Жизнью. Отсюда та истовость, страстность, с какой он пишет о событиях 1942-1943 гг.
Мы оказались не готовыми к восприятию такой правды, которую отстаивает В. Астафьев. А без душевной боли нет собственного знания истории. Книги о войне рождаются и живут в атмосфере воспоминаний. И у Астафьева в разные годы были разными и характер воспоминаний, и отношение к прошлому. В этом мы убеждаемся, сравнивая его произведения, написанные в разные годы, например «Пастух и пастушка. Современная пастораль» (1971) и роман «Прокляты и убиты» (90-е гг.).
Астафьев считал, что память о пережитом не умирает; напротив, растет внутренняя потребность «рассказать о самом главном, осмыслить происшедшее масштабно, глубоко, с общечеловеческих позиций. Идущие вослед должны знать правду о войне, очень жестокую, но необходимую, чтобы, познавая, сострадая, негодуя, извлекать из прошлого уроки». В этом высказывании писателя обозначен широкий спектр чувств, которые испытывает читатель, знакомясь с новой книгой о войне. И роман «Прокляты и убиты» вызвал по прочтении разнородные чувства. Посмотрим на него глазами писателей и критиков.
«Черное зеркало» - так назвал свою статью Игорь Штокман. «За что прокляты?» - вопрос вынесен в название статьи Л. Аннинского. «А что, если вся страна наша чертова яма?» - вопрошает А. Немзер. «Прокляты и убиты» - это не проза, - считает В. Леонович. - Это вопль к нашему сердцу, к нашему разумению, к памяти». А. И. Дедков, не принимая романа, не разделяя его разоблачительного пафоса, называет Астафьева «подзадержавшимся свидетелем обвинения», «живописующим и проклинающим полвека спустя». А писатель Кураев, назвавший роман «Прокляты и убиты» «потрясающей, душу обжигающей книгой», воскликнул: «Как не хочется, чтобы это было правдой!»
Признанный авторитет в вопросах военной прозы, да и сам большой мастер, Григорий Бакланов на вопрос ведущего телепрограммы «Без ретуши» о трех лучших произведениях о войне тут же назвал роман Г. Владимова «Генерал и его армия», чуть помедлив, вспомнил «В окопах Сталинграда» В. Некрасова и завершил романом Гроссмана «Жизнь и судьба».
В этот ряд по праву памяти могли бы встать и книги самого Г. Бакланова, и В. Быкова, и К. Воробьева, и Ю. Бондарева. Но в этот ряд Бакланов не включил книгу Астафьева «Прокляты и убиты». Сказалось природное художественное чутье. Оно ему подсказало: книга Астафьева из другого ряда.
Сам же В. Астафьев перечеркнул всю военную прозу, говоря: «Я не был на той войне, что описана в сотнях романов и повестей… К тому, что написано о войне, я как солдат никакого отношения не имею. Я был на совершенно другой войне… Полуправда нас измучила…»
Вопросы и задания для аналитической беседы о романе В. Астафьева
1. Роман «Прокляты и убиты» - произведение автобиографическое. Что вам помогло почувствовать это? Что вам не позволило усомниться в правдивости авторского свидетельства о происходящем?
2. Какие эпизоды произвели на вас самое сильное впечатление? Объясните почему.
3. Ничего - ради интриги! Можно ли так определить основные принципы сюжетосложения романа?
4. Название первой части романа - «Чертова яма». Какие описания, детали делают этот образ ключевым?
5. Назовите героев романа «Прокляты и убиты». Какое представление о них вы составили на основе первой части романа?
6. В картине форсирования Днепра нет ничего от батальной беллетристики. Покажите, что такое заключение правомерно.
7. У каждого писателя, кто писал о войне, своя память о смерти. Своя и у В. Астафьева. Прокомментируйте подобные эпизоды. Как они соотносятся с заглавием романа? Как вы его понимаете?
«ДЕРЕВЕНСКАЯ» ПРОЗА 60-80-х годов
Понятие «деревенская» проза появилось в начале 60-х годов. Это одно из наиболее плодотворных направлений в нашей отечественной литературе. Оно представлено многими самобытными произведениями: «Владимирские проселки» и «Капля росы» Владимира Солоухина, «Привычное дело» и «Плотницкие рассказы» Василия Белова, «Матренин двор» Александра Солженицына, «Последний поклон» Виктора Астафьева, рассказы Василия Шукшина, Евгения Носова, повести Валентина Распутина и Владимира Тендрякова, романы Федора Абрамова и Бориса Можаева. В литературу пришли сыновья крестьян, каждый из них мог сказать о себе те самые слова, которые написал в рассказе «Угощаю рябиной» поэт Александр Яшин: «Я есть сын крестьянина… Меня касается все, что делается на этой земле, на которой я не одну тропку босыми пятками выбил; на полях, которые еще плугом пахал, на пожнях, которые исходил с косой и где метал сено в стога».
«Я горжусь тем, что я вышел из деревни», - говорил Ф. Абрамов. Ему вторил В. Распутин: «Я вырос в деревне. Она меня вскормила, и рассказать о ней - моя обязанность». Отвечая на вопрос, почему он пишет в основном о деревенских людях, В. Шукшин сказал: «Я не мог ни о чем рассказывать, зная деревню… Я был здесь смел, я был здесь сколько возможно самостоятелен». С. Залыгин в «Интервью у самого себя» писал: «Я чувствую корни своей нации именно там - в деревне, в пашне, в хлебе самом насущном. Видимо, наше поколение - последнее, которое своими глазами видело тот тысячелетний уклад, из которого мы вышли без малого все и каждый. Если мы не скажем о нем и его решительной переделке в течение короткого срока - кто же скажет?»
Не только память сердца питала тему «малой родины», «милой родины», но и боль за ее настоящее, тревога за ее будущее. Исследуя причины острого и проблемного разговора о деревне, который вела литература в 60-70-е годы, Ф. Абрамов писал: «Деревня - это глубины России, почва, на которой выросла и расцвела наша культура. Вместе с тем научно-техническая революция, в век которой мы живем, коснулась деревни очень основательно. Техника изменила не только тип хозяйствования, но и самый тип крестьянина… Вместе со старинным укладом уходит в небытие нравственный тип. Традиционная Россия переворачивает последние страницы своей тысячелетней истории. Интерес ко всем этим явлениям в литературе закономерен… Сходят на нет традиционные ремесла, исчезают местные особенности крестьянского жилища, которые складывались веками… Серьезные потери несет язык. Деревня всегда говорила на более богатом языке, чем город, сейчас эта свежесть выщелачивается, размывается…»
Деревня представилась Шукшину, Распутину, Белову, Астафьеву, Абрамову воплощением традиций народной жизни - нравственных, бытовых, эстетических. В их книгах заметна потребность окинуть взглядом все, что связано с этими традициями, и то, что их ломало.
«Привычное дело» - так названа одна из повестей В. Белова. Этими словами можно определить внутреннюю тему многих произведений о деревне: жизнь как труд, жизнь в труде - привычное дело. Писатели рисуют традиционные ритмы крестьянских работ, семейные заботы и тревоги, будни и праздники. В книгах много лирических пейзажей. Так, в романе Б. Можаева «Мужики и бабы» обращает на себя внимание описание «уникальных в мире, сказочных заливных приокских лугов», с их «вольным разнотравьем»: «Любил Андрей Иванович луга. Это где еще на свете имеется такой же вот божий дар? Чтоб не пахать и не сеять, а время подойдет - выехать всем миром, как на праздник, в эти мягкие гривы да друг перед дружкой, играючи косой, одному за неделю намахать духовитого сена на всю зиму скотине… Двадцать пять! Тридцать возов! Если и ниспослана русскому мужику благодать божья, то вот она, здесь, перед ним расстилается, во все стороны - глазом не охватишь».
В главном герое романа Б. Можаева открывается самое сокровенное, то, что писатель связывал с понятием «зов земли». Через поэзию крестьянского труда он показывает естественный ход здоровой жизни, постигает гармонию внутреннего мира человека, живущего в ладу с природой, радующегося ее красоте.
Вот еще одна подобная зарисовка - из романа Ф. Абрамова «Две зимы и три лета»: «…Мысленно беседуя с детьми, угадывая по следам, как они шли, где останавливались, Анна и не заметила, как вышла к Синельге. И вот он, ее праздник, ее день, вот она, выстраданная радость: пряслинская бригада на пожне! Михаил, Лиза, Петр, Григорий…
К Михаилу она привыкла - с четырнадцати лет за мужика косит и равных ему косарей теперь во всем Пекашине нет. И Лизка тоже ведет прокос - позавидуешь. Не в нее, не в мать, в бабку Матрену, говорят, ухваткой. Но малые-то, малые! Оба с косками, оба бьют косками по траве, у обоих трава ложится под косками… Господи, да разве думала она когда-нибудь, что увидит эдакое чудо!»
Писатели тонко чувствуют глубинную культуру народа. Осмысляя его духовный опыт, В. Белов подчеркивает в книге «Лад»: «Работать красиво не только легче, но и приятнее. Талант и труд неразрывны». И еще: «Для души, для памяти нужно было построить дом с резьбою, либо храм на горе, либо сплести такое кружево, от которого дух захватит и загорятся глаза у далекой праправнучки.
Потому что не хлебом единым жив человек».
Эту истину исповедуют лучшие герои Белова и Распутина, Шукшина и Астафьева, Можаева и Абрамова.
В их произведениях нужно отметить и картины жестокого разорения деревни, сначала во время коллективизации («Кануны» В. Белова, «Мужики и бабы» Б. Можаева), потом в годы войны («Братья и сестры» Ф. Абрамова), в годы послевоенного лихолетья («Две зимы и три лета» Ф. Абрамова, «Матренин двор» А. Солженицына, «Привычное дело» В. Белова).
Писатели показали несовершенство, неустроенность повседневной жизни героев, несправедливость, чинимую над ними, их полную беззащитность, что не могло не привести к вымиранию русской деревни. «Тут ни убавить, ни прибавить. Так это было на земле», - скажет об этом А. Твардовский. Красноречива «информация к размышлению», содержащаяся в «Приложении» к «Независимой газете» (1998, № 7): «В Тимонихе, родной деревне писателя Василия Белова, умер последний мужик Фауст Степанович Цветков.
Ни одного мужика, ни одной лошади. Три старухи».
А чуть раньше «Новый мир» (1996, № 6) опубликовал горькое, тяжелое размышление Бориса Екимова «На распутье» со страшными прогнозами: «Нищие колхозы проедают уже завтрашний и послезавтрашний день, обрекая на еще большую нищету тех, кто будет жить на этой земле после них… Деградация крестьянина страшнее деградации почвы. А она - налицо».
Подобные явления позволили говорить о «России, которую мы потеряли». Вот и «деревенская» проза, начавшаяся с поэтизации детства и природы, кончилась сознанием великой утраты. Не случаен же мотив «прощания», «последнего поклона», отраженный и в названиях произведений («Прощание с Матерой», «Последний срок» В. Распутина, «Последний поклон» В. Астафьева, «Последняя страда», «Последний старик деревни» Ф. Абрамова), и в главных сюжетных ситуациях произведений, и предчувствиях героев. Ф. Абрамов нередко говорил, что Россия прощается с деревней как с матерью.
Чтобы высветить нравственную проблематику произведений «деревенской» прозы, поставим перед одиннадцатиклассниками такие вопросы:
Какие страницы романов и повестей Ф. Абрамова, В. Распутина, В. Астафьева, Б. Можаева, В. Белова написаны с любовью, печалью и гневом?
Почему первопланным героем «деревенской» прозы стал человек «трудолюбивой души»? Расскажите о нем. Что тревожит, беспокоит его? Какие вопросы задают себе и нам, читателям, герои Абрамова, Распутина, Астафьева, Можаева?
«ГОД ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА» В ЛИТЕРАТУРЕ 60-80-х годов
«Год великого перелома» - под таким названием вошла в историю пора «сплошной коллективизации»; она захватила 1929-1930 годы. В литературе это историческое явление отражено широко. Это и понятно: большое, переломное событие всегда находит свое многоаспектное освещение. В 30-е годы вышли такие произведения, как «Поднятая целина» М. Шолохова, «Страна Муравия» А. Твардовского, были написаны повести А. Платонова «Котлован», «Впрок». В 60-80-е годы были опубликованы такие книги, как «На Иртыше» С. Залыгина, «Мужики и бабы» Б. Можаева, «Кануны» и «Год великого перелома» В. Белова, «Овраги» С. Антонова, «Касьян Остудный» И. Акулова, «Перелом» Н. Скромного, «Кончина», «Пара гнедых», «Хлеб для собаки» В. Тендрякова. Свое слово о коллективизации сказали В. Гроссман в романе «Жизнь и судьба», В. Быков в повестях «Знак беды», «Облава», А. Твардовский в поэме «По праву памяти», Ф. Абрамов в повести «Поездка в прошлое». Эти произведения составят основу обзорных занятий на тему «Год великого перелома» в литературе 60-80-х годов».
Наличие такого количества произведений на одну тему делает желательной классную выставку книг. Ее оформление, знакомство с представленной на выставке литературой поможет включить в подготовку к уроку значительную часть класса. Начало обзорного занятия может пройти в форме защиты читательского формуляра. Она предполагает ответы на такие вопросы: какие произведения, названные здесь, вы читали? Чем был определен ваш выбор? Чем вы объясняете такой повышенный интерес писателей к теме коллективизации? Какие аспекты этой темы они отразили в своих произведениях? Почему эти книги приобрели остросовременное звучание? Постановка подобных вопросов предполагает обзорно-концептуальный подход к занятиям по данной теме. Он позволит сочетать общие характеристики с достаточно подробным рассмотрением отдельных произведений, например романов Б. Можаева «Мужики и бабы», «Кануны» В. Белова.
Некоторые имена, названные здесь, мало знакомы школьникам, поэтому одна из забот учителя - представить писателей, привести их высказывания, сослаться на важные факты их биографии и т. п. При этом необходимо подчеркнуть: слово современного писателя продиктовано потребностью понять истоки наших бед. Слово их звучит публицистически остро и требовательно: «Возродить в крестьянстве крестьянское!» - так названа одна из статей В. Белова. В очерке Б. Можаева «Мужик» говорится:
«Пора уже понять простую истину - все начинается с земли, только она может дать несравнимую ни с чем - ни с нефтью, ни с золотом, ни с алмазами самую скорую прочную отдачу - богатство… Не бывает крепкой державы, земля которой не кормит свой народ… Мужик должен возродиться, если мы хотим жить в достатке и быть независимым государством. Мужик-кормилец. Не беспорточник, а работящий, преуспевающий - и работник и предприниматель. Хозяин…
А для того, чтобы он не только вернулся, но и утвердился, нам надо изменить всю систему землепользования, разобраться в том, что же произошло в 1929-1930 годах? Что же надо сделать для этого?
Для начала самую малость: признать сталинскую коллективизацию преступлением против народа».
Сплошную коллективизацию Б. Можаев называет «трясучей лихоманкой - кулакоманией», «кромешным адом», «жестокой порой головотяпства», «вселенским геноцидом», который, уничтожив мужика, осиротил деревню и оставил землю беспризорной. С перегибов коллективизации и началось размывание нравственного чувства хозяина на земле, что постепенно обернулось разрушением духовного начала. Именно об этом писал Ф. Абрамов в открытом письме землякам «Чем живем-кормимся».
Боль и тревога, с какой говорят современные писатели о нравственных потерях народа, о том, что произошло с российской деревней, рождали у них желание «разобраться, как испокон веков крестьянская вселенная устроена была». Это намерение В. Белов осуществил в своей книге о народной эстетике «Лад» и в первой книге «Канунов», а Б. Можаев - в романе «Мужики и бабы».
Как считали В. Белов и Б. Можаев, деревня жила до 1929 года в одних ритмах, после 1929 - в других. Этого не почувствуешь, если торопливо перелистаешь страницы первых книг романов «Кануны» и «Мужики и бабы» и сразу обратишься к событиям, связанным с коллективизацией. Сам Б. Можаев настаивал: «Первый и второй тома надо рассматривать как единую книгу. Первый рассказывает о крестьянстве в предгрозье, второй обращен к переломной поре в крестьянском мире».
Вот почему мы считаем целесообразным начинать разговор о романе «Мужики и бабы» с постижения внутреннего мира первой книги, общая тональность которой подчеркнута эпиграфом:
С отрадой, многим незнакомой,
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно…
Ощущаешь глубокую сопричастность автора этому миру, погружение в его атмосферу. Большое село Тиханово, добротные дома мужиков, привычные ритмы крестьянских работ, семейные заботы и тревоги, труд и праздники… Обо всем этом ведет свое неторопливое повествование автор. Внимание к нему направлялось такими вопросами, которые давались для домашнего обдумывания:
Задание № 1. На примере первой книги романа покажите, насколько справедливо утверждение: «Роман Б. Можаева силен не своими мыслями, а своими картинами». Какие картины деревенской жизни отличаются особой выразительностью? Как с ними соотносится эпиграф к роману? Подготовьте выразительное чтение или художественный пересказ отдельных фрагментов и эпизодов.
Выполняя эти задания, ученики почувствуют, какое богатство зарисовок, красок, образов возникает на страницах романа, насколько они художественно убедительны и оправданны. Выразительное чтение отрывков из романа, внимание к слову писателя откроют ученикам разные грани таланта Можаева-прозаика. Он предстанет перед ними и как бытописатель, и как психолог, и как пейзажист.
Задание № 3. Покажите, как реализована в романе В. Белова мысль писателя: «Не хлебом единым жив человек». Рассмотрите серию эпизодов, в которых В. Белов развивает важную художественную идею: в союзе с природой, в гармонии с ней человек «создавал себя и высокую красоту своей души, отраженную в культуре труда».
От учеников требовалось не только воспроизвести серию эпизодов, описаний (мечта Павла Пачина построить чудо-мельницу, которая будет «махать крыльями над всей Шибанихой, над всем белым светом», описание сосны-великанши, что стояла, «будто заколдованная»; одна из традиций русской деревни - люди «пришли на помочи». И вот она, выстраданная радость Павла, - его мельница «там, на угоре», словно храм стоит).
Задание № 4. Почему такие эпизоды заняли важное место в романах о коллективизации? Как они перекликаются с требованием В. Белова: «Возродить в крестьянстве крестьянское»? Какой смысл писатель вкладывает в эти слова?
На основе прочитанного учитель помогал старшеклассникам сделать такое заключение: крестьянин - это не только профессия и принадлежность к определенному сословию, это особое состояние души. Оно определялось способностью откликнуться на «зов земли», пережить радость общения с миром природы, потребностью в человеческой открытости перед окружающим миром. Серия картин и эпизодов, о которых речь шла на уроке, раскрывает это состояние души; его можно обозначить одним словом «лад». Это естественное состояние души «сеятеля и хранителя» земли, оно было разрушено во время сплошной коллективизации. В сосредоточенном раздумье писателей о ее последствиях, о глубине трагедии, мере духовных и нравственных потерь все зарисовки, которые раскрывают жизнь крестьянского мира в предгрозье, занимают важное место.
Произведения о коллективизации сильны не только своими картинами, но и своими мыслями. Писатели любят умных, думающих мужиков, к их мнению прислушиваются, дают им возможность высказаться на собраниях, в разговоре с близкими, на мужицких посиделках. Ключевой, проходящей через весь роман «Мужики и бабы» является мысль, высказанная Андреем Ивановичем Бородиным: «Не то беда, что колхозы создают, беда, что их делают не по-людски». В этих словах - весь узел проблем, рассматриваемых Б. Можаевым. На их раскрытие были направлены такие вопросы и задания учащимся:
Задание № 5. Что имеет в виду Андрей Иванович Бородин, говоря, что колхозы «делают не по-людски»? Расскажите об этом подробно.
Задание № 6. «Мужики и бабы» - роман-хроника. В нем много дат. В чем значимость этой детали? Как она помогает нам понять события и само время? С какой целью автор приводит документы? Какие?
Задание № 7. Воспроизведите сцены раскулачивания. Прокомментируйте их.
Задание № 8. Как по мере развития событий нарастает ощущение трагедии? Как идет ее осмысление? Полемичность, дискуссионность романа.
Задание № 9. «Активисты от властей». Их нравственная характеристика. Отношение к ним автора.
Приступая к беседе по заданным вопросам, отметим: в романе Б. Можаева два эпиграфа. Взятые для одного из них пушкинские слова «Да ведают потомки православных / Земли родной минувшую судьбу» обозначают широкую эпическую тему, которая определила хроникальный характер повествования. «Я писал роман-хронику, строго ограниченную определенным временем, а не эпопею о становлении колхоза или о судьбе главного героя», - читаем в эпилоге. Как видим, главное в замысле автора - запечатлеть исторический момент, который известен как «год великого перелома». Жанр хроники оказался предпочтительным не только для Б. Можаева. Хроникальный характер носила первая книга «Поднятой целины», повесть А. Платонова «Впрок» имела подзаголовок «Бедняцкая хроника», С. Залыгин в повести «На Иртыше» писал хронику событий в сибирском селе Крутые Луки. Жанровое обозначение романа В. Белова «Кануны» - «Хроника конца 20-х годов», его же «Год великого перелома» - «Хроника девяти месяцев».
Время властно врывается в художественную ткань произведений, сообщая всем сценам и эпизодам внутреннюю экспрессию, динамику и напряженность. Строго выдержанная хроникальность особенно заметна во второй книге романа «Мужики и бабы». Каждый поворот событий здесь обозначен датой (например, 14, 15, 17, 24, 28 октября). Это значимая деталь в романе, получившая дополнительное усиление: «текущий момент», «сжатые сроки», «последний и решающий час», «предельные рубежи». За этими словами стоят сложнейшие коллизии той поры.
Люди пытаются понять свое время, каждый характеризует его по-своему: «Времечко наступило не до песен и застолиц…», «Наше время лимитировано историей… Подошло время тряхнуть как следует посконную Русь», «Время теперь не то, чтобы нянчиться с тобой», «Время-то какое? Какое время, господи! Содом и Гоморра…», «Время теперь боевое. Революцию никто не отменял».
«Активисты от властей» пытаются опередить время, Б. Можаев не зря называет Возвышаева и его компанию «торопильщиками»: они ведут счет не на месяцы и недели, а на дни и часы. «Теперь насчет сроков. Хлебные излишки внести в течение двадцати четырех часов, считать с данного момента. Кто не внесет к завтрашнему обеду, будет немедленно обложен штрафом. А затем приступим к конфискации имущества», - категорично заявил Возвышаев, самовольно вводя чрезвычайные меры. И это не пустые слова. В романе есть потрясающий эпизод (он приводился на уроке - гл. 6). В сельсовет, где собралась группа по раскулачиванию во главе с Зениным, приходит Прокоп Алдонин для уплаты штрафа (ему и Клюеву в случае неуплаты грозят чрезвычайные меры).
«- Поздно! Время истекло, - строго сказал Зенин.
Нет, извиняюсь. - Прокоп расстегнул пиджак, вынул из бокового кармана часы на золотой цепочке и сказал, поворачивая циферблатом к Зенину: - Смотри! Еще полчаса осталось. Мне принесли повестку ровно в девять. Вот тут моя отметка. - Он положил повестку на стол и отчеркнул ногтем помеченное чернильным карандашом время вручения…
Вот. Ровно семьсот рубликов. Распишитесь в получении, - протянул он Кречеву пачку денег».
Такого оборота дела Зенин не ожидал, и, когда Кречев предложил послать за Клюевым, чтобы и тот внес штраф, последовало решительное «нет»:
«- Ни в коем случае, - заторопился Зенин. - Надо идти. И не мешкая. Приказ есть приказ - и мы должны его исполнить.
Дак еще время не вышло, - колеблясь, возразил Кречев.
Пока дойдем - и срок наступит. Вон, всего двадцать минут осталось! - показал Зенин свои часы, вынув их из брючного кармана. - Пошли!»
Через двадцать минут на дворе Клюева пролилась кровь. И это не единственный в романе трагический эпизод.
Суть ситуации, сложившейся во время сплошной коллективизации, автор в эпилоге характеризует так: «Вся жизнь в Тиханове поднялась на дыбы, как норовистая лошадь». Этот полный экспрессии образ знаком читателю. Вспомним начало двенадцатой главы романа «Поднятая целина»: «Жизнь в Гремячем Логу стала на дыбы как норовистый конь перед трудным препятствием». Что угадывается в этом сходстве метафорических сравнений? Стремление типизировать процессы, происходившие в ту пору в деревне? Желание подчеркнуть, что сплошная коллективизация осуществлялась по одному сценарию и на Дону, и на Рязанщине? В таком случае что нового дает роман Б. Можаева по сравнению с шолоховской «Поднятой целиной»? Такие вопросы не могут не возникнуть на уроках. Однозначный ответ на них вряд ли возможен. Они требуют раздумья. Нужны и внимательное чтение, и глубокая аналитическая работа. Только в этом случае ученикам будет интересна авторская версия «перелома».
Отметим прежде всего, что Б. Можаев, как и М. Шолохов, дает возможность высказаться мужику, по отношению к которому и было совершено насилие. Среди множества высказываний ученики выделили такие:
Если уж зудят руки у начальства, так они все равно перекроят по-своему.
Напрасно упираешься, Андрей. Все равно свалят. Одними налогами задушат.
В этой жизни мы перестали быть хозяевами. Нас просто загоняют в колхозы, как стадо в тырлы. И все теперь становится не нашим: и земля, и постройки, и даже скотина… Все чужое. И сами мы тоже чужие…
Разве есть такое место, где можно пересидеть, пережить эту чертову карусель?
Куда жаловаться?
Такие… не токмо что амбары, души нам повывернут.
Омманут, мужики. Ей-богу, завлекут и омманут.
Это как же иттить в колхоз? Добровольно на аркане?
Прижмут - пойдешь.
Как видим, каждый по-своему осмысливает тот разлад, который начался с коллективизации, но ощущение безнадежности, безысходности сквозит в каждом высказывании. Главную опасность мужики видят в отчуждении их от земли. Острее всех это почувствовал Андрей Иванович Бородин:
«- Не то беда, что колхозы создают; беда, что делают их не по-людски, - усе скопом валят: инвентарь, семена, скотину на общие дворы сгоняют, всю, вплоть до курей… Все под общую гребенку чешут, все валят в кучу. Нет, так работать может только поденщик. А мужику, брат, конец приходит… Мужик - лицо самостоятельное. Хозяин! Мужик - значит, опора и надежа, хозяин, одним словом, человек сметливый, сильный, независимый в делах… За ним не надо приглядывать, его заставлять не надо. Он сам все сделает как следует. Вот какому мужику приходит конец. Придет на его место человек казенный…»
Тревоги, которые высказал Андрей Иванович Бородин, одолевали не только его. Вспомним крестьян из сибирского села Крутые Луки (С. Залыгин. «На Иртыше») - Степана Чаузова, Фофана, Нечая, прислушаемся к их разговорам на мужицких посиделках. Их донимают многие вопросы. «Вот объясни мне, Ягодка Фофан, - допытывался Нечай, - к примеру, я нонче утром слажу с печи, похлебал щей, после - подался в колхозную контору. Спрашиваю: «Что мне, товарищ мой начальник, робить?» Ты подумал, пораскинул: «Подавайся, Нечай, по сено… За Иртыш». А назавтра снова у тебя спрашиваю: куда ты меня определишь?.. Так неужто я после того крестьянин? А?! По-крестьянски-то я с вечера обмечтал, как запрягу, да как мимо кузни проеду… Я кажинный день зараньше себе отмерил, день за день, и вся линия моей жизни складывается. А тут? Ты, значит, будешь думать, а я - сполнять. Год, другой минул - из тебя уже какой-никакой начальник вылупился, ты командовать привычку взял, а я - как тот поросенок с рогулькой на шее: в одну дырку мне рогулька ходу не дает, в другую - и не думай, ходи, где позволено. Так ведь люди - не поросята, их по одной стежке не погонишь, они - разные».
Вот философия жизни истинного крестьянина! Примечательно, что Нечай вступил в колхоз одним из первых, чтобы ясно видеть, что выбрал, а не чувствовать себя «овечкой». Внутренняя свобода, независимость в суждениях, делах и поступках, сама возможность распорядиться собой, своей жизнью, загодя «обмечтать», что делать с утра, - вот что стоит, по мнению С. Залыгина, за словом «хозяин». И в этом он солидарен с В. Беловым, Б. Можаевым, Ф. Абрамовым, которые всей логикой своих произведений утверждают: есть только два способа хозяйствования на земле - свободный и принудительный. Коллективизация с самого начала покоилась на принуждении.
Коллективизация должна была объединить людей, а она, как показали писатели, их разъединила. «Одни безумствуют, сеют ненависть, другие мечутся, страдают, прячутся», - с горечью отмечает Успенский. Эти наблюдения учителя из романа «Мужики и бабы» заставляют нас вспомнить, как в разоренном доме Клюева «сняли иконы вместе с божницами, раскололи в щепки и сожгли на глазах всего народа». Как спустя несколько дней с тихановской церкви сняли колокола, церковь переименовали в дурдом и потом открыли ссыпной пункт (гл. 7).
«Село затаилось в ожидании новых ударов и бедствий». И они пришли. Б. Можаев рисует крестьянский двор в минуту разорения и горя - идет череда раскулачивания (гл. 11, 12). Сами сцены раскулачивания и выселения знакомы нам по роману «Поднятая целина», и как будто бы в их «драматургии» Б. Можаев ничего не меняет. Он, как и Шолохов, идет от жизни. Тем не менее роман «Мужики и бабы» в этой своей части звучит трагичнее. Можаев изображает то, что осталось за рамками «Поднятой целины»: он показывает, с каким размахом готовилось к операции районное начальство: заседания штаба по раскулачиванию, инструктаж представителя райкома, директивы и т. п.
Рекомендовано «начинать одновременно во всех селах, то есть не дать опомниться, застать врасплох», особо опасных кулаков брать под стражу и отправлять с милицией в райцентр, «семьи из домов выселять, с собой не давать никакой скотины, ни добра - вывозить из дому в чем есть». «Во время раскулачивания по райцентру бесцельное хождение запрещается. Все улицы берутся под надзор. Объявляется боевая готовность номер один - круглосуточно. Оружие и боеприпасы, у кого еще не имеется, взять с утра в райкоме» (гл. 11). Своей директивой райком по существу объявлял чрезвычайное положение в районе, а ликвидация кулачества как класса рассматривалась как боевая операция. Писатель показывает, что буквальное понимание директив - свидетельство абсурдности мышления и действий «активистов от властей». Вспомним, например, что говорит Сенечка Зенин своей жене Зинке: «Какая теперь взята линия главного направления? Вот она, ребром поставлена, - Сенечка пристукнул ребром ладони по столу, - линия на обострение классовой борьбы. На о-бо-стрение! Значит, наша задача - обострять… Пока держится такая линия, надо успеть проявить себя на обострении».
И «обостряли»! И проявляли себя! Убедительнее всего этот мотив выражен в эпизодах, где главным действующим лицом был Возвышаев: собрание актива в Гордеевском узле - гл. 9, заседание районного штаба по сплошной коллективизации - гл. 11, кампания по сплошной коллективизации - гл. 13, крестьянские волнения - гл. 14. Каковы мотивы и логика поведения «активистов от властей»? Почему автор называет их «погромщиками»? Эти вопросы выводят нас к размышлениям о теории, философии, которые исповедовали возвышаевы, поспеловы, зенины.
Из 30-х годов пришло к нам выражение «Лес рубят - щепки летят». В романе «Мужики и бабы» его произносит секретарь райкома Поспелов. Отстаивая теорию «классовой обреченности», он говорит: «Мы расчищаем эту жизнь для новых, более совершенных форм. И оперируем целыми классами. Личности тут не в счет». Действительно, во время сплошной коллективизации личность в счет не шла. Кулаком мог оказаться любой. Так, добирая до плановой цифры, объявили кулаком пастуха Рагулина, был арестован Бородин, отказавшийся «кулачить». Перекрывая «процент, спущенный районом», в Тиханове к раскулачиванию и выселению вместо двадцати четырех семей утвердили двадцать семь. «Дополнительно подработаны», - докладывает Зенин Возвышаеву, - «столяры Гужовы» и «кустарь-одиночка, некто фотограф Кирюхин». «Молодцы!» - одобряет Возвышаев. «Орел!» - говорит он о Зенине.
Подобная «подработка» была в духе времени. «Лишняя трагедия» никого не беспокоила, напротив, она украшала плановую отчетность. Яркий тому пример - диалог из повести С. Антонова «Овраги».
«- Неловко, Клим Степанович, кулаков много - два и две десятых процента.
Не может быть!.. Ты что, позабыл, что мы с Острогожским райном соревнуемся! Они к октябрьским шесть процентов раскулачили, а у нас два и две десятых?! Ты, я гляжу, сильно мужиков жалеешь. Вчера в Ефимовке уполномоченного по заготовкам избили. В больнице лежит. Кто бил? Бедняки? Какие они бедняки, если они уполномоченных бьют. Не бедняки они, а подкулачники. Перепиши их всех - и будет у тебя еще полпроцента».
У «торопильщиков» и «погромщиков» была и своя философия. Наиболее откровенно ее выразил в романе Можаева секретарь райкома комсомола Тяпин. В споре с ним по поводу происходящих в районе событий Мария Обухова употребила выражение «пиррова победа».
«- Полководец был такой в древности. Победу одержал ценой жизни своих воинов и в конечном итоге все проиграл.
На круглом добродушном лице Тяпина заиграла младенческая наивная улыбочка:
Дак он же с войском дело имел, а мы с народом, голова! Народ весь не истребишь. Потому что, сколько его ни уничтожают, он тут же сам нарождается. Народ растет, как трава».
Нельзя пройти мимо еще одного эпизода - выгоняют на улицу, ссылают семью участника гражданской войны, бывшего красноармейца Прокопа Алдонина (гл. 12). Мы видим, как проводят последнюю ночь в родном доме пятеро ребятишек, их мать, как пытались помешать им взять узелок с харчами, как неожиданно умер их отец («Одним классовым врагом стало меньше», - спокойно сказал по этому поводу Зенин), и мы поймем, что значит «раскулачивать без мерехлюндий». «И без пощады». С этими словами невольно связывается концовка романа В. Белова «Год великого перелома»: «…В полевой сумке Скачкова хранился толстый граненый карандаш фабрики имени Сакко и Ванцетти. Заостренный с обоих концов, карандаш этот вызывал у хозяина гордость и самоуважение, один конец был синий, другой красный. Разбирая районные списки и следственные дела арестованных недоимщиков, Скачков пользовался двумя концами. Отмеченные синим концом попадали во вторую категорию, красная птичка садилась напротив первой категории…
Жители деревни Ольховицы Данило Семенович Пачин и Гаврило Варфоломеевич Насонов, помеченные красными галочками, согласно девятому пункту, подлежали немедленному расстрелу».
Леденят душу эти строки.
«Не по-людски» начатая и проведенная, коллективизация обернулась для народа нашего тяжелейшей трагедией. Сколько жизней она унесла, сказать никто не может. Называют разные цифры, причем счет идет на миллионы. Рассказ В. Тендрякова «Пара гнедых» заканчивается документальной репликой: «Уинстон Черчилль в своей книге «Вторая мировая война» вспоминает о десяти пальцах Сталина, которые тот показал, отвечая ему на вопрос о цене коллективизации. Десять сталинских пальцев могли, видимо, означать десять миллионов раскулаченных - брошенных в тюрьмы, высланных на голодную смерть крестьян разного достатка, мужчин и женщин, стариков и детей».
До Федора Абрамова дошла другая цифра: «…20 млн. Это неточно. Людей в России не считают. Свиней, конское поголовье считают, сколько кубов леса заготавливают - считают, а людей не считают.
20 млн. И какие 20 млн. Отборные». Эту дневниковую запись Ф. Абрамова мы находим в черновых материалах повести «Поездка в прошлое», опубликованной в журнале «Новый мир» (1989, № 5). Эта запись заставляет вспомнить строки Александра Твардовского:
Тут ни убавить,
Ни прибавить, -
Золотусский И. П. Исповедь Зоила: Статьи, исследования, памфлеты. - М., 1989.
Агеносов В. В., Маймин Е. А., Хайруллин Р. З. Литература народов России. - М., 1995.
Ерофеев Виктор. Русские цветы зла. - М., 1997.
Бондаренко В. Реальная литература. - М., 1996.
РУССКАЯ ПРОЗА СЕРЕДИНЫ 50–Х ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ 80–Х ГОДОВ
1. Периодизация.
2. Тема бюрократизма и проблема инакомыслия в романе В.Дудинцева «Не хлебом единым».
3. Трагический конфликт между идеалом и действительностью в повести П.Нилина «Жестокость».
4. Повести Б.Можаева «Живой» и В.Белова «Привычное дело»: глубина и цельность нравственного мира человека от земли.
5. Творчество В.Распутина: постановка острых проблем современности в повестях «Деньги для Марии» и «Последний срок».
6. Художественный мир рассказов В.Шукшина.
7. Проблема экологии природы и человеческой души в повествовании в рассказах В.Астафьева «Царь–рыба».
8. Беспощадность в изображении ужасов повседневной жизни в повести В.Астафьева «Печальный детектив».
Литература:
1. История русской литературы ХХ века (20–90–е годы). М.:МГУ, 1998.
2. История советской литературы: Новый взгляд. М.,1990.
3. Емельянов Л. Василий Шукшин. Очерк творчества. Л., 1983.
4. Ланщиков А. Виктор Астафьев (Жизнь и творчество). М., 1992.
5. Мусатов В.В. История русской литературы ХХ в. (советский период). М., 2001.
6. Панкеев И. Валентин Распутин. М., 1990.
Смерть Сталина и наступившая за ней либерализация сказались непосредственно и на литературной жизни общества.
Годы, начиная с 1953 и заканчивая 1964–м, именуют обычно периодом «оттепели» – по названию одноименной повести И.Эренбурга (1954). Этот период явился для писателей долгожданным глотком свободы, освобождения от догм, от диктата разрешенной полуправды. «Оттепель» имела свои этапы и продвижения вперед и возвратные движения, реставрацию старого, эпизоды частичного возвращения к «задержанной» классике (так в 1956 году вышло 9–титомное собр. соч. И.Бунина, стали печататься сборники крамольных Ахматовой, Цветаевой, Заболоцкого, Есенина, а в 1966 году был опубликован роман М.Булгакова «Мастер и Маргарита»). Вместе с тем в жизни общества все еще возможны были инциденты наподобие того, который произошел после публикации романа Б.Пастернака «Доктор Живаго» и присуждения ему Нобелевской премии. Роман В.Гроссмана «Жизнь и судьба» – даже в условиях «оттепели» – был все же конфискован в 1961 году, арестован до 1980 г.
Первый отрезок «оттепели» (1953–1954 гг.) связан прежде всего с освобождением от предписаний нормативной эстетики. В 1953 году в №12 журнала «Новый мир» появилась статья В.Померанцева «Об искренности в литературе», в которой автор указывал на весьма частое расхождение между лично увиденным писателем и тем, что ему же предписывалось изображать, что официально считалось правдой. Так, правдой в войне считалось не отступление, не катастрофа 1941 года, а только пресловутые победные удары. И даже писатели, знавшие о подвиге и трагедии защитников Брестской крепости в 1941 году (например, К.Симонов), до 1956 года не писали о ней, вычеркивали ее из своей памяти и биографии. Точно так же не все, что знали, писатели рассказывали о Ленинградской блокаде, о трагедии пленных и т.п. В.Померанцев призывал писателей доверять своей биографии, своему выстраданному опыту, быть искренними, а не отбирать, подгонять материал под заданную схему.
Второй этап «оттепели» (1955–1960 гг.) – это уже не сфера теории, а серия художественных произведений, утверждавших право писателей видеть мир таким, каков он есть. Это и роман В.Дудинцева «Не хлебом единым» (1956), и повесть П.Нилина «Жестокость»(1956), и очерки и повести В.Тендрякова «Ненастье» (1954), «Тугой узел» (1956) и др.
Третий и последний отрезок «оттепели» (1961–1963 гг.) – правомерно связан с романом в защиту пленных советских солдат «Пропавшие без вести» (1962) С.Злобина, ранними повестями и романами В.Аксенова, поэзией Е.Евтушенко и, безусловно, с первым достоверным описанием лагеря рассказом «Один день Ивана Денисовича» (1962) А.Солженицына.
Период с 1964 по 1985 гг. называют обычно огрублено и упрощенно «годами застоя». Но это явно несправедливо ни по отношению к нашей науке (наша страна была первой и в космосе, и в сфере многих наукоемких технологий), ни по отношению к литературному процессу. Масштабы свободы художников в эти годы были так велики, что 1/впервые после 20–х годов в литературе родились новые литературные направления «деревенской» прозы, «военной» прозы, «городской» или «интеллектуальной» прозы, расцвела авторская песня; 2/ появились специфические работы о русской религиозно–нравственной идее в искусстве «Письма из Русского музея» (1966), «Черные доски» (1969) Вл.Солоухина; 3/была создана историческая романистика В.Пикуля (1928–1989), написаны глубокие историко–философские произведения Д.Балашова; 4/ возникла историко–революционная романистика А.Солженицына («Красное колесо»); 5/ произошел взлет научной фантастики, расцвет социальной антиутопии И.Ефремова и братьев Стругацких.
В 60–80–е годы в литературном процессе господствовали два течения: с одной стороны, патриотическое, национально ориентированное (у В.Белова, В.Распутина, В.Астафьева, Н.Рубцова и др.) и, с другой стороны, типично «западническое», во многом индивидуалистическое, ориентированное на новейшую постмодернистскую философию и поэтику (Е.Евтушеенко, А.Вознесенский, И.Бродский, В.Войнович и др.). Одни писатели, например, В.Белов, видели в крестьянской избе ее соборно–семейную душу. Другие, например, В.Войнович, не менее активно, чем В.Белов, не принимая сталинизм, в то же время и в романе «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» (1969), и в повести «Иванькиада» (1976) смотрели и на «русскую идею», и на деревенскую Русь крайне саркастически.
АВТОНОМНАЯ НЕКОМЕРЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
"ЕВРАЗИЙСКИЙ ОТКРЫТЫЙ ИНСТИТУТ"
МЕНЕДЖЕР "КОММЕРЦИЯ ПО ОТРОСЛЯМ"
группа: СКо-110п
ст-ка: Кислова А. В.
Реферат
Основные направления развития русской литературы в 1950-1990-х годах.
Москва 2012
Введение. 3
Литература «оттепели» 4
Литература 70-90-х годов 7
Развитие Прозы 10
Заключение. 15
Список литературы: 16
Русская литература в 1950-1990 годах развивалась не равномерно, чутко откликаясь на политическую ситуацию в стране. Художественные герои взрослели вместе с их авторами, а литературные произведе ние наиболее ярко выражали проблемы, которые волнует на тот момент общественность. Чтобы понять душу и взгляд на мир человека того времени, мало узнать, какие исторические шаги пришлись на пору его жизни, намного важнее и эффективнее, взять книгу того времени. Авторы 50-90-х годов, словно любопытному ребенку, впитывали любое движение, любое дуновение ветерка свободы, но и так, же легко поддавались репрессиям со стороны правительства. Несмотря на цензуру, советский читатель продолжал желать читать, литература не могла померкнуть или прогнуться под требования властей. И даже грубые действия, вроде высылки или лишение свободы за свободу слова, не убивало в русских авторах желание писать. Этот литературный период очень интересен в своем многообразие, человеческое сознание бурлило и искало ответы на все те вопросы, удовлетворить которые не могли власти или авторы прошедших лет. Мне хочется сравнить 50-90-е года с юношеским периодом, когда авторы старались понять себя, окружающий мир и начали задавать критические по отношению к действительности вопросы. Для понимания себя очень многим современным юношам и девушкам стоит изучить данный литературный период, и я не исключение.
Периодом «оттепели» называют конец 50-х 60-е годы жизни общества и литературы. К большим общественным переменам привели смерть стали, XX съезд партии, прошедший после, доклад Хрущева о культе личности Сталина. Большим оживлением и творческим подемом были отмечена литература этих лет. Во времена «оттепели» заметно ослабла цензура, прежде всего в литературе, кино и других видах искусства, где стало возможным более критическое освещение действительности. Начал выходить целый ряд новых журналов: "ВЛ", "Русская литература", "Дон", "Урал", "На подъеме", "Москва", "Юность", "Иностранная литература". Все чаще проходят творческие дисскусии на темы реализмы, современноти, о гуманизме и романтизме, возраждается внимание к специфике искуства. Не проходят стороной и дискусии о самовыражении, о «тихой» лирике, о документе и вымысле в художественном творчестве. В 1971 год принято постановление «О литературно-художественной критике», что несомненно показывает насколько больше значение в эти годы уделялось развитию критики. Незаслуженно забытые имена и книги И. Бабеля, А. Веселого, И. Катаева, П. Васильева, Б. Корнилова были востановлены в литературе. Также в литературу возращаются произведения М. Булгаков ("Избранная проза", "Мастер и Маргарита"), А. Платонов (проза), М. Цветаева, А. Ахматова, Б. Пастернак.
60-е годы считаются феноменом в истории русской литературы XX века. В этот период истории миру явилось целую плеяду имен талантливых прозаиков.Прежде всего это были писатели, пришедших в литературу после войны: Ф. Абрамов, М. Алексеев, В. Астафьев, Г. Бакланов, В. Богомолов, Ю. Бондарев, С. Залыгин, В. Солоухин, Ю. Трифонов, В. Тендряков. Расцвет творчества этих писателей приходится на 60-е годы. В этот период особенностью литературного процесса становится расцвет художественной публицистики. (В. Овечкин, Е. Троепольский, Б. Можаев).
Социально-культурное обновление уже в конце 1950-х годов шло очень слоно и внутренне противоречиво. Наметилось отчеливое противопоставление двух сил. Не смотря на явно положительные тенденции публикаций новых произведений, нередки были критические нападки и даже организованные компании против писателей и произведений, являвших собой новый этап общественно-литературного развития. (Повесть И. Оренбурга "Оттепель" и его мемуары "Люди, годы, жизнь", романы Б. Пастернака "Доктор Живаго", В. Дудинцева "Не хлебом единым" и др.)
Нападкам деятели искусства, молодые поэты и прозаики подвергались и со стороны Н.С. Хрущева, который выступал с грубыми проработанными речями на встречах с творческом творческой интеллигенцией в конце 1962-начале 1963 года. В 1962 году Хрущевым было принятно решение поставить на место сильно «разболтавшихся» писателей и художников, которые все больше требовали свободы творчества. На последующих встречах Хрущев не раз подвергал деятелей культуры резкой критике.
В декабре 1962 года в Манеже была организована выставка произведений изобразительного искусства, которую посетил и Хрущев. Среди выстовачных экспанатов числилось и несколько картин и скульптур, выполненные в стиле абстракционизма, столь модном на Западе. Хрущев был разневан, посчитав, что авторы издеваются над зрителями и зря переводят народные деньги. В своем обличение авторов Хрущев дошел до публичного оскорбления, в результате чегт многие участники были лишены права выставляться, а также были лишены зарботка (ни одно издательство не принимало их работы даже в качестве иллюстраций).
Среди художественной интеллигенции такое поведение вызвало резкий диссонанс, недовольства начали бытро распространятся и выливаться в критическое мнение о Хрущеве и его политике, появилось множество анекдотов.
В тоже время были подвергнуты жесткой критики произведения художника Роберта Фолька, скульптора Эрнеста Неизвестного, поэта Андрея Вознесенского, кинорежиссера Марлена Хуциева. Критическим нападкам подвергались произведения, опубликованные в "Новом мире" А. Твардовского, из-за чего он был вынужден уйти из журнала в 1970 г. Также травля Бориса Пастернака, судебный процесс над Иосифом Бродским, обвиненным в «тунеядстве» и сосланными на Север, «дело» Андрея Синявского и Юлия Даниеля, осужденных за их художественные произведения, опубликованные за границей, преследование А. Солженицына, В. Некрасова, Александра Галича.
С середины 60-х годов «оттепель» пошла на убыль. Период «оттепели» сменился брежневской эпохой застоя (70-80-е годы), который был отмечен такими явлением, как диссидентство. За открытое выражение своих политических взглядов, существенно отличавшихся от полотики государства, коммунистической идеологии и практики, многие талантливые авторы были навсегда разлучены с родиной и были вынуждены эмигрировать. (А. Солженицын, В. Некрасов, Г. Владимов, Н Аксенов, И. Бродский).
В середине 80-ых к власти приходит М. С. Горбачев, этот период получил название «перестройки» и проходил он под лозунгом «ускорения», «гласности» и «демократизации». В условиях развернувшихся в стране бурных социально-политических перемен, резко изменилась ситуация в литературе и в общественно-культурной жизни, что привело к публикаторскому «взрыву». Невиданных тиражей достигают журналы «Юность», «Новый мир», «Знамя», начинает печататься все большее количество «задержанных» произведений. В культурной жизни страны возникается явление, которое получило символичное название «возвращенная литература».
В этот период времени были отмечены новые подходы к переосмыслению достижения прошлого, включая и труды советской «классики». Во 2-й половине 1980-х и в 1990-е годы произведения М. Булгакова и Андрея Платонова, В. Гроссмана и А. Солженицына, Анны Ахматовой и Бориса Пастернака, ранее находившиеся под запретом, стали осмысляться как важнейшие составные части литературные процессы XX столетия.
Особое внимание получили писатели русского зарубежья первой и последующей волн эмиграции: творчество Ивана Бунина и Владимира Набокова, Владислава Ходасевича и Георгия Иванова и др. Возвращаются в литературу имена Василия Аксенова, Георгия Владимова, Владимира Войновича, Сергея Довлатова, Владимира Максимова, Виктора Некрасова, Иосифа Бродского, Александра Галича.
В творчестве видных писателей во второй пловине 80-х годов выделилась проблемно-тематические пластны художественной и мемуарной литературы, повествующем об историческом прошлом. Прежде всего говорилось о трагических событиях и испытаниях эпохи (сталинские репрессии, раскулачивание и 1937 год, «лагерная тема»). Наглядными примерами этого периода литературы может предстать лирические произведения большой формы: поэмы-циклы А. Ахматовой («Реквием»), А. Твардовского («По праву-памяти») и др. «Задержанными» произведениями были не только публикации выдающихся произведений 20-30-х и 50-60-х гг. (А. Платонова "Котлован", "Чевенгур", М. Булгакова "Дьяволиада" и "Собачье сердце", В. Гроссмана "Жизнь и судьба", "Все течет", А. Солженицына "В круге первом", "Раковый корпус", Ю. Домбровского "Хранитель древностей", "Факультет ненужных вещей", В. Шаламова "Колымские рассказы"), но и творения современников: "Новое назначение" А. Бека, "Белые одежды" В. Дудинцева, "Ночевала тучка золотая" А. Приставкина, "Дети Арбата" А. Рыбакова.
Литература этих и последующих лет развивалась сложно, в ней проявились влияния реализма, неоавангардизма и постмодернизма. Вопрос о создание исторически достоверной, подлиннов филосовской литературе об эпохе и ее людях во всей её сложности немым вопросом висел на устах читательской аудитории.
В конце 1980-х годов литературовед и критик Г. Белая в статье “«Другая» проза: предвестие нового искусства” задалась одним из главных вопросов того времени: “Кого же отности к «другой» прозе”? Список авторов «другой» прозы был довольно разношерстный: Л. Петрушевский и Т. Толстой, Венедикт Ерофеев, В. Нарбиков и Е. Попов, Вяч. Пьецух и О. Ермаков, С. Каледин и М. Харитонов, Вл. Сорокин, Л. Габышев и др. Эти писатели были действительно разные: по возрасту, поколению, стилю и поэтике. Произведения «другой» прозы остро критиковали и оспоряли советскую действительность. Художественным пространством этой школы были общежитие, коммуналки, кухни, казармы, тюремные камеры. А их персонажи - маргиналы: бомжи, люмпены, воры, пьяницы, хулиганы, проститутки.
В это же время (80-е) в литературе появляется новое поколение, что называло себя «сороколетними» прозаика («московская школа»). Пришли они со своим героем, для обзначения которого критики вводят определения "срединный", "амбивалентный" (В. Маканин, А. Курчаткин, В. Крупин, А. Ким).
В произведениях "Оттепель" И. Эренбурга, "Не хлебом единым" В. Дудинцева, "Битва в пути" Г. Николаевой очень ярко выражены попытки постижения противоречий социально-политического развития. Авторы постарались акцентировать внимание на социальных, нравственно-психологических проблемах.
Произведения, созданные в годы «оттепели», больше привлекают внимание не традиционным изображением схватки двух миров в революции и гражданской войне, а внутренними драмами революции, противоречиями внутри революционного лагеря, столкновениями разных нравственных позиций людей, вовлеченных в историческое действие. Именно это стало основой конфликта в повести П. Нилина «Жестокость». Гуманистическая позиция молодого сотрудника углорозыска Вениамина Малышева вступает в противоборство с бессмысленной жестокостью начальника угрозыска. Похожий конфкликт определяет развитие сюжета в романе «Соленая падь» С. Залыгина. От начала и до конца романа, белой нитью прошита мысль о земле и необходимости беречь её кросоту от бездумной жестокости и корысти расхитителей, от равнодушного попустительства.Самые дорогие автору идеи излагает Николай Устинов, герой, духовно близкий нашему времени.
«Землею рождаются все люди - и дети, и отцы, и матери, и предки, и потомки, - а спроси, узнают ли они в лике ее мать родную? Любят ли ее? Или только притворяются, будто любят, на самом же деле хотят от нее только брать И брать, в то время как любовь - это же ведь умение отдавать? И даже не может истинно любящий человек не дать. Земля всегда готова погибнуть ради людей, источиться для них, изойти в прах, а найди-ка такого человека, который скажет: «Готов погибнуть ради земли! Ради лесов ее, степей, ради пашен ее и неба над нею!»» [«Соленая падь» С. Залыгина.]
Молодым прозаикам времен «оттепели» (: Г. Владимова, В. Войновича, А. Гладилина, А. Кузнецова, В. Липатова, Ю. Семенова, В. Максимова) были свойственны моральные и интеллектуальные искания. «Молодая» проза 1960-х годов или «исповедальная», как обозначили её критики, начиналась всего лишь с одного человека - В. Аксенова. Произведения писателей «молодой» прозы печаталось на страницах журнала «Юность».
Герой, не соотвествующий общепринятым канонам поведения, очень привлекал прозаиков того времени. Таким литературным героям было свойственно ироничное отношение к окружающему миру. И только сейчас становятся ясно, что за этой ширмой ироничности и язвительности героя, у многих авторов высился трагический семейный опыт: боль за судьбу репрессированных родителей, личная неустроенность, мытарства по жизни. Но не только трагедия стала основой интереса к такому типу художественных героев, подноготная скрывалась и в высокой самооценке, породившая уверенность, что вне полной свободы они не смогут полностью реализовать свой творческий потенциал. Сорцреалистичная эстетика навязывала представление о советском человеке, как о цельной личности, живущей в ладу со своей прекраснной современностью, «молодые» писатели же никак не могли принять это наставления, из-за чего в литературе появился молодой рефлектирующий герой. В основном это были вчерашние школьники, делающие своим первые шаги в большом мире.
Свою повесть "Продолжение легенды" А. Кузнецов начинает с признания героем своей «незрелости» и беспомощности. Критики находили причину разлада в душе героя «молодой» прозы в сломе в самоосознание советского общества, который произошел вначала «оттепели».В тот момент заскрипели идеологические мифы, что насаждались последние сорок лет, и в этом сломе больше всего пострадало моральное самочувствие самого молодого поколение, что и привело к кризису веры.
«Зачем было готовить нас к легкой жизни?»[ "Продолжения легенды", Анатолий Кузнецов] вопрашает главный герой, оказавшись в «открытом плаванье» взрослого мира. Именно это стало конфликтом в «молодой» прозе; мир оказался не таким, как его рисовали в учебниках и книжка, а за дверьми школы начиналось что-то совершенно иное, новое, к чему молодое поколение ещё не было подготовлено. Мир менялся и это всех страшило.
Многим хотелось красивой, взволнованной жизни, как например, героям повести В. Аксенова «Коллеги» (1968 г.), но их романтическому представлению о мире противостоит грубая и некрасивая проза действительности, с которой сталкиваются коллеги сразу после окончания мединститута.
В деревню попадает Саша Зеленин, где врачуют по старинке, а Максимову приходится заниматься рутинной санитарно-карантинной службой в порту вместо плавания по морям и океанам. Оба героя сталкиваются со злом: Зеленин с бандитом Бугровым, а Максимов - с жуликом Ярчуком, которого выводит на чистую воду. Все герои "исповедальной" должны пройти испытание соблазнами компромисса: пошлостью, цинизмом, приспособленчеством.
Основным конфликтом, что получает развитие в «молодой» прозе явился конфликт отцов и детей. В своей повести «Звездный билет» В. Аксенов выставляется старшее поколение комично. Бунт «звездных мальчиком» ничто иное, как протест против шаблона, стандарта, отказ подчинятся старым нормам. Это желание быть самим собой и самому распоряжатся своей судьбой.
Впрочем, стоит отметить, что в большей степени все духовные метания авторов «молодой» прозы привели их к трагическому исходу - эмиграции, так как советская власть не могла принять такой новизны взглядов.
В прозе 60-х годов можно выделить еще одно течение лирическая проза, которую представляли такие писатели, как К. Паустовский ("Повесть о жизни"), М. Пришвин ("В тумане"), В. Соломин ("Капля росы"), О. Бергольц ("Дневные звезды"). Произведения лирической прозы раскрыто не столько внешнее движение, сколько мир души литературного героя. Главное в такие произведениях был не сюжет, а чувсва персонажей. "Капля росы", "Владимирские проселки" В. Солоухина и "Дневные звезды" О. Бергольц с момента их появления считались образцами лирической прозы, где доминирует не только лирическое начало, но и эпическое. Повесть "Владимирские проселки" В. Солоухина - повествовательный жанр, в котором присуствуют не только лирическое начало, но и элементы документа, очерка и иследования. Антимещанскую, бытовую прозу можно представить произведениями Ю. Трифонова, Ю. Семина ("Семеро в одном доме"), В. Белова ("Воспитание по доктору Споку"). Романы "И это все о нем" В. Липатова и "Территория" О. Кунаева. Были наиболее значительны в "производственной" прозе. "Лагерная" проза представлена произведениями А. Солженицына ("Один день Ивана Денисовича"), В. Шаламова ("Колымские рассказы"), Г. Владимова ("Верный Руслан"). К этой прозе можно отнести и воспоминания бывших лагерников О. Волкова ("Во мгле"), Е. Гинзбург ("Крутой маршрут").
Углобление художественных конфликтов, стремление во всей полноте и сложности исследовать противорачия развития, особенно отмечано в прозе этих лет. Так же можно заметить обогащение жанрово-композиционной и стилевой структуры произведений о войне, широкое использование условных форм изображения, усложнение авторской.
Духовное обновление общества было спровоцировано перестройкой 80-х годов. Именно перестройка дала возможность заговорить об отсуствие благополучия с воспитанием молодого поколения многим писателям. Именно в это время вскрылись причины падения нравов в обществе. Об этом говорили писатели В. Астафьев («Печальный детектив»), Ч. Айтматов («Плаха»), Ф. Абрамов («Дом»).
Вершинной достижения литературы 60-90-х гг.стала военная и деревенская проза. Военная проза характерировазалась подлинностью описаний боевых действий и переживаний героев, поэтому автор военной прозы являлся, как правило, прошедшим через все, что она описавал в своем произведение, например роман «Прокляты и убиты» Виктора Астафьева.
Деревенская проза начала появлятся ещё в 50-е годы («очерки Валентина Овечкина» Александра Яшина, Анатолия Калинина, Ефима Дороша), но не имела достаточной силы и изаинтересованности, чтобы выделиься в отдельное направление. И только к середине 60-х «деревенская проза» достигает нужного уровня художественности (большое значение имел для этого рассказ Солженицына «Матрёнин двор»).
Общество за сорок лет после окончания «оттепели» успело кардинально поменяться, как в плане политического режима, так и во взглядах на мир. В пятидесятые русская литература вступила дерзким подростком, которому нравилось смотреть на мир, оно готово было дерзить и кричать властям, плеваться ядом и всячески противодействовать, отстаивая свою свободу. Но с течением времени, когда посиделки на кухнях, ссылки и публичные оскорбления начали притухать, русская литература переродилась в робкого юношу, которому пришло время осмыслять все, что он натворил. Вопросы о будущем, прошлом и собственном настоящем стали животрепещущими. Не смотря на всю трагичность истории, которую пришлось пережить авторам 50-90-х годов, на все грубую критику и прочие репрессии, русская литература благодаря событиям этих лет сильно обогатилась и перешла на иной, более осмысленный и глубокий уровень. Изучение русской литературы советских времен может во многом помочь становлению любого современного подростка, так как выходя из школ или колледжей, озираясь на мир, мы, подобно авторам «молодого» поколения, не знаем куда себя подать.
Под словами известной поэтессы мог бы подписаться каждый из писателей фронтового поколения. В 40-е годы в литературе о Великой Отечественной войне сильнее всего был выражен героико-патриотический аспект. Призывно звучала песня ʼʼСвященная войнаʼʼ (муз. Б. Александрова на слова, которые приписывали В. Лебедеву-Кумачу). А. Сурков в своем обращении к солдатам повелительно провозглашал: ʼʼВперед! В наступленье! Назад - ни шагу!ʼʼ ʼʼНауку ненавистиʼʼ проповедовал М. Шолохов. ʼʼНарод бессмертенʼʼ, - утверждал В. Гроссман.
Осмысление войны как величайшей трагедии народа пришло в конце 50-х - начале 60-х годов. С именами Григория Бакланова, Василия Быкова, Константина Воробьева, Владимира Богомолова, Юрия Бондарева связана вторая волна военной прозы. В критике она была названа ʼʼлейтенантскойʼʼ прозой: артиллеристы Г. Бакланов и Ю. Бондарев, пехотинцы В. Быков и Ю. Гончаров, кремлевский курсант К. Воробьев на войне были лейтенантами. За их повестями закрепилось и другое название - произведения ʼʼокопной правдыʼʼ. В этом определении значимы оба слова. Οʜᴎ отражают стремление писателей отразить сложный трагический ход войны ʼʼтак, как это былоʼʼ - с предельной правдой во всем, во всей обнаженной трагедии.
Предельная приближенность к человеку на войне, окопная жизнь солдат, судьба батальона, роты, взвода, события, совершающиеся на пяди земли, сосредоточенность на отдельном боевом эпизоде, чаще всего трагедийном, - вот что отличает повести В. Быкова ʼʼКруглянский мостʼʼ, ʼʼАтака с ходуʼʼ, Г. Бакланова ʼʼПядь землиʼʼ, Ю. Бондарева ʼʼБатальоны просят огняʼʼ, Б. Васильева ʼʼА зори здесь тихие…ʼʼ. В них ʼʼлейтенантскийʼʼ угол зрения смыкался с ʼʼсолдатскимʼʼ взглядом на войну.
Личный фронтовой опыт писателей, пришедших в литературу непосредственно с переднего края, подсказывал им делать упор на описании трудностей жизни на войне. Οʜᴎ считали их преодоление подвигом не меньшим, чем совершенный при исключительных обстоятельствах героический поступок.
Такая точка зрения не была принята официальной критикой. В дискуссионных критических статьях зазвучали термины ʼʼремаркизмʼʼ, ʼʼзаземление подвигаʼʼ, ʼʼдегероизацияʼʼ. Рождение подобных оценок нельзя считать случайностью: уж очень непривычно было глядеть на войну из окопов, откуда ведут огонь, ходят в атаку, но где ко всему этому еще и… живут люди. Г. Бакланов, В. Быков, Б. Васильев, В. Богомолов писали о войне безвестной, что проходила южнее, западнее ли, но в стороне от главных ударов. Ситуации, в которых оказывались солдаты, от этого не становились менее трагедийными.
Жесточайшие споры вокруг ʼʼбольшойʼʼ и ʼʼмалойʼʼ правды о войне, которые имели место в начале 60-х годов, выявили истинные ценности военной прозы, которая приводила к новому осмыслению самой сути происходящего на фронте.
В этих стихах М. Кульчицкого передана суть тех открытий, которые делали писатели Григорий Бакланов, Василь Быков, Анатолий Ананьев, Юрий Бондарев. В этом перечне имен нужно упомянуть и Константина Воробьева. По словам А. Твардовского, он сказал ʼʼнесколько новых слов о войнеʼʼ (имеются в виду повести К. Воробьева ʼʼУбиты под Москвойʼʼ, ʼʼКрикʼʼ, ʼʼЭто мы, Господи!ʼʼ). Эти ʼʼновые словаʼʼ, сказанные писателями фронтового поколения, отмечены пафосом великой трагедии, необратимость которой вызывала слезы горечи и бессилия, звала к суду и возмездию.
Вот общие вопросы по теме ʼʼПроза о Великой Отечественной войне (80-90-е годы)ʼʼ. (Записи для информационных карточек.)
Открытия ʼʼсолдатскойʼʼ прозы. Повесть В. Кондратьева ʼʼСашкаʼʼ.
К. Симонов: ʼʼИстория Сашки - это история человека, оказавшегося в самое трудное время в самом трудном месте, на самой трудной должности - солдатскойʼʼ.
В. Кондратьев: ʼʼСашкаʼʼ - ʼʼлишь малая толика того, что нужно рассказать о Солдате, Солдате-победителеʼʼ.
В. Быков - В. Кондратьеву: ʼʼВы обладаете завидным качеством - хорошей памятью на все, что касается войны…ʼʼ; ʼʼАдамович прав, ʼʼСелижаровский трактʼʼ - самая сильная Ваша вещь, сильнее ʼʼСашкиʼʼ… Там - выдранный с мясом и кровью кусок войны, непридуманный и неприглаженный, такой, каким и был в те годы. Я очень рад, что появились Вы и сказали свое слово о пехотеʼʼ.
В. Кондратьев - В. Астафьеву: ʼʼГлавное сейчас - черствый хлеб правды, без слюней. А правда и стиль продиктует, и манеру, а так пустые это разговоры. Я и не знал, писавши ʼʼСашкуʼʼ, что у меня ʼʼинверсииʼʼ и какие-то ʼʼэллиптические предложенияʼʼ. Писал как Бог на душу положил, чуя, что вещь эту именно так и нужно писать, не по-другомуʼʼ.
В. Астафьев - В. Кондратьеву: ʼʼМесяц читал твоего ʼʼСашкуʼʼ… Очень хорошую, честную и горькую книгу собралʼʼ.
ʼʼСашкаʼʼ - литературный дебют В. Кондратьева, которому было тогда под 60: ʼʼВидимо, подошли лета͵ пришла зрелость, а с нею и ясное понимание, что война-то - это самое главное, что было у меня в жизни… Начали мучить воспоминания, даже запахи войны ощущал, не забыл, хотя шли уже 60-е годы, жадно читал военную прозу, но тщетно искал и не находил в ней ʼʼсвоей войныʼʼ. Понял, что о ʼʼсвоей войнеʼʼ рассказать могу только я сам. И я должен рассказать. Не расскажу - какая-то страничка войны останется нераскрытойʼʼ. ʼʼПоехал весной 62-го подо Ржев. Протопал 20 километров пехом до самой своей бывшей передовой, увидел ту истерзанную всю, всю испещренную воронками ржевскую землю, на которой валялись еще и ржавые пробитые каски, и солдатские котелки… торчали еще оперения невзорвавшихся мин, увидел - это было самым страшным - незахороненные останки тех, кто воевал здесь, должна быть, тех, кого знал, с кем хлебал из одного котелка жидню-пшенку или с кем жался в одном шалашике при минном обстреле, и меня поразило: об этом писать можно только строгую правду, иначе это будет только безнравственноʼʼ.
Движение прозы о Великой Отечественной войне можно представить так: от книги В. Некрасова ʼʼВ окопах Сталинградаʼʼ - к произведениям ʼʼокопной правдыʼʼ - к роману-эпопее (трилогия К. Симонова ʼʼЖивые и мертвыеʼʼ, дилогия В. Гроссмана ʼʼЖизнь и судьбаʼʼ, дилогия В. Астафьева ʼʼПрокляты и убитыʼʼ).
В середине 90-х годов, в канун 50-летия со дня окончания войны, четыре признанных писателя публикуют свои новые произведения о войне. - Виктор Астафьев, роман ʼʼПрокляты и убитыʼʼ. - Георгий Владимов, роман ʼʼГенерал и его армияʼʼ. - Александр Солженицын, рассказ ʼʼНа краяхʼʼ. - Григорий Бакланов, роман ʼʼИ тогда приходят мародерыʼʼ.
Все эти произведения представляют из себяновые подходы к осмыслению Великой Отечественной войны, содержат в себе серьезные обобщения: о цене победы, о роли исторических лиц (Сталина, Жукова, Хрущева, генерала Власова), о послевоенной судьбе фронтового поколения.
Проза о Великой Отечественной войне 50-90-х гг. - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Проза о Великой Отечественной войне 50-90-х гг." 2017, 2018.
Как мир меняется! И как я сам меняюсь!
Лишь именем одним я называюсь, —
На самом деле то, что именуют мной, —
Не я один. Нас много. Я — живой.
Николай Заболоцкий
После смерти Сталина (март 1953 г.) выходит из печати повесть Ильи Эрен-бурга «Оттепель» . Название этого произведения стало символом наступившей эпохи в истории и культуре СССР. Ослабление цензуры, возможность рассказать правду, свобода творчества и свобода личности — всё это связывали с началом оттепели. С известным докладом Н.С. Хрущёва на ХХ съезде партии, развенчивающим культ личности Сталина, начался долгий и мучительный процесс освобождения от иллюзий и переосмысления трагического наследия прошлого. В обществе и, соответственно, в искусстве, встал вопрос, как жить дальше, как не допустить повторения трагедии.
Ещё в 1948 году было опубликовано стихотворение Николая Заболоцкого «Оттепель» , в котором описывалось обычное природное явление, но в условиях происходивших событий ставшее своеобразной метафорой того времени:
Оттепель после метели. Только утихла пурга, Разом сугробы осели И потемнели снега (…) Скоро проснутся деревья, Скоро, построившись в ряд, Птиц перелётных кочевья В трубы весны затрубят.Однако после разоблачения культа личности возникла проблема ответственности лидеров страны за злоупотребление властью и за гибель миллионов граждан. К такому повороту событий прямые преемники сталинского режима, оставшиеся при власти, не были готовы. Поэтому проблемы человека и общества поднимались весьма приглушённо, часто в обход подцензурных средств массовой информации.
Порой «оттепель» сменялась настоящими «заморозками». Запрет в 1954 году сатирической поэмы Александра Твардовского «Тёркин на том свете» , которую сам поэт определял как «суд народа над бюрократией и аппаратчиной»; исключение в 1958 году Бориса Пастернака из Союза писателей после публикации на западе его романа «Доктор Живаго» ; скандальные нападки Н.С. Хрущёва в 1962-1963 годах на молодых художников и писателей; появление среди молодёжи «стиляг», демонстрирующих свой протест против принятых в СССР стереотипов поведения и единообразия в одежде, в музыке и в стиле жизни; грохот советских танков на улицах мирной Праги; многочисленные судебные процессы над «инакомыслящими» поэтами (Иосифом Бродским, Анной Барковой, Василем Стусом, Ириной Ратушинской и многими-многими другими) — все эти и другие события навсегда останутся в истории этого времени.
В 1958 году с формулировкой «За значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа» была присуждена Нобелевская премия Борису Пастернаку. А в СССР развернулась настоящая травля писателя, получившая в народе название: «Не читал, но осуждаю!». Обличительные собрания с требованием наказания опального литератора проходили по всей стране, составлялись коллективные оскорбительные письма в адрес Пастернака, ведь писатель в романе «Доктор Живаго» «осмелился» утверждать, что свобода человеческой личности, любовь и милосердие важнее каких бы то ни было революций. Пастернака вынудили отказаться от Нобелевской премии. В 1959 году он напишет своё провидческое стихотворение на эту тему.
Нобелевская премия Я пропал, как зверь в загоне. Где-то люди, воля, свет, А за мною шум погони, Мне наружу ходу нет. Тёмный лес и берег пруда, Ели сваленной бревно. Путь отрезан отовсюду. Будь что будет, всё равно. Что же сделал я за пакость, Я убийца и злодей? Я весь мир заставил плакать Над красой земли моей. Но и так, почти у гроба, Верю я, придёт пора — Силу подлости и злобы Одолеет дух добра.Так постепенно вместо движения вперёд страна обретала «застой ». Однако «оттепель» многих заставила задуматься, посеяла зёрна сомнений в правильности курса руководящей партии. Искусство того времени всё же жило надеждой. В кино, изобразительное искусство, музыку и театр, и, конечно же, в литературу входили новые темы, врывались новые имена.
В 1962 году в журнале «Новый мир» был опубликован рассказ Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» , в центре которого — размышления о жертвах сталин-ских репрессий. О судьбе А. Солженицына и его произведений вы сможете подробно прочитать на страницах этого сайта.
Интерес к переживаниям человека оказывается в центре художественного творчества в годы «оттепели». Одной из важнейших тем, которая раскрывается в литературе этого периода, становится правда войны. Взгляд на Великую Отечественную войну «изнутри», размышления о цене победы представлены во многих произведениях 1950-1970-х годов.
На страницах журналов и книг печатались и пропагандировались произведения Константина Симонова, Александра Твардовского, Валентина Катаева и других, которые рассказывали о героизме простого человека на фронте и в тылу.
Осмысление военной темы находит своё воплощение в творчестве Михаила Шолохова, Юрия Бондарева, Владимира Богомолова, Григория Бакланова, Виктора Некрасова, Константина Воробьёва, Виталия Сёмина и др. Выходит в свет монументальная трилогия Константина Симонова «Живые и мёртвые» (1959-1971), в центре которой — судьбы миллионов обычных людей. Вера в нравственную силу человека пронизывает всё произведение.
Совсем другой взгляд на войну представляет роман «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана , известного писателя, родившегося в Бердичеве и учившегося в Киеве. Непростым был путь к читателю этого произведения. Роман, имеющий ярко выраженный антисталинский характер, был изъят соответ-ствующими органами власти. В своё время один из идеологов партии пообещал Гроссману, что «Жизнь и судьба» выйдет в свет не ранее, чем через 200 лет.
Глубокий анализ психологии воина характерен для прозы Юрия Бондарева . В своих произведениях («Батальоны просят огня», «Последние залпы», «Горячий снег» ), показывая отдельные эпизоды военных действий, писатель анализирует поведение человека, оказавшегося под прицелом войны. Сам бывший артиллерист, всю войну прошедший по фронтовым дорогам, Ю. Бондарев с предельной точностью, достаточно скупо и сдержанно, без всякой напыщенности и ненужного пафоса, передаёт, как он сам говорил, «правдивые детали жизни, события и «воздух» эпохи». Свою творческую манеру он объяснял так: «…Писатель, возвращаясь к прошлому, должен писать о нём, как о настоящем… Только тогда возникает эффект присутствия, мгновения правды, период правды, если не вся правда».
Непоколебимую верность своей Родине, невероятную стойкость в её защите мастерски описывает Борис Васильев в повести «А зори здесь тихие…» , широко известной благодаря нескольким фильмам и опере, созданным по сюжету этого произведения. Тему войны и судьбы поколения, для которого война стала главным событием в жизни, Б. Васильев продолжил в таких произведениях, как «В списках не значился» , «Завтра была война» , «Неопалимая купина» и др.
Тема пережитого на войне, тех испытаний, которые выпали на долю обычного человека, нашла своё отражение и в поэзии. В произведениях Сергея Орлова, Юлии Друниной, Константина Ваншенкина, Евгения Винокурова, Николая Глазкова, Егора Исаева и др., развивавших традиции русской классики, представлены как образы беспримерного народного подвига, так и трагедия войны, нанесённые ею раны.
В это же время своеобразное «второе дыхание» приобретает поэзия Владимира Луговского и Николая Заболоцкого , после арестов и лагерей вновь возвращается к читателям Ярослав Смеляков , в «высокую» литературу приходят Борис Слуцкий и Давид Самойлов , который о своих переживаниях тех лет скажет так:
Как это было! Как совпало - Война, беда, мечта и юность! И это всё в меня запало И лишь потом во мне очнулось!..Во второй половине ХХ века продолжали писать многие поэты, заявившие о себе ещё в эпоху Серебряного века. В 1956 году Борис Пастернак начинает свою последнюю книгу стихов «Когда разгуляется» . В этот период Анна Ахматова создаёт вершинные произведения (поэмы «Реквием», «Поэма без героя» ), начатые несколько ранее.
В начале 60-х годов выпустил свой первый сборник Арсений Тарковский . Первичными на земле поэт признаёт лишь две ценности — природу и творчество, а сам поэт — лишь связующее звено между прошлым и будущим. Об этом и стихо-творение «Музе» :
Мало мне воздуха, мало мне хлеба, Льды, как сорочку, сорвать бы мне с плеч, В горло вобрать бы лучистое небо, Между двумя океанами лечь, Под ноги лечь у тебя на дороге Звёздной песчинкою в звёздный песок, Чтоб над тобою крылатые боги Перелетали с цветка на цветок…С середины 60-х годов за пределами СССР вынужденно оказались многие литераторы, среди них и поэт, будущий лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский , глубоко переживающий свой отъезд из страны. Судьба Бродского стала воплощением настоящего противостояния лжи и культурной деградации. До 1987 в СССР хранение дома его стихов не только считалось предосудительным, но было наказуемо, тем не менее его произведения распространялись испытанным в советские времена способом — с помощью “самиздата”. О своей судьбе поэт напишет в стихотворении «Я входил вместо дикого зверя в клетку…» :
Я входил вместо дикого зверя в клетку, выжигал свой срок и кликуху гвоздём в бараке, жил у моря, играл в рулетку, обедал чёрт знает с кем во фраке …В поэзию периода «оттепели» пришло новое поколение литераторов. Их назвали «шестидесятниками ». Обострённое чувство ответственности за судьбу страны отличало этих поэтов. Их даже назвали «соавторами эпохи».
Произведения молодых поэтов Беллы Ахмадулиной, Роберта Рождественского, Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко и др. отражали дух времени. Поэты-«шестидесятники» стремились осмыслить прошлое, разобраться в настоящем. Их, порой задиристые, стихи будоражили общество, заставляли включиться в диалог. В библиотеках выстраивались очереди, чтобы можно было прочитать их произведения. Поэты вышли на улицы: стихи читались в книжных магазинах и клубах, школах и институтах, в концертных залах проводились поэтические вечера. Вместе с тем каждого из авторов отличала своя яркая творческая индивидуальность. Например, высокий эмоциональный накал характерен для поэзии Е. Евтушенко, глубоко личные мотивы отразились в стихах Б. Ахмадулиной, гражданственность и необыкновенная нежность присущи были произведениям Р. Рождественского, а стиль молодого Вознесенского впечатлял броскими метафорами и новыми поэтическими формами. Всё это воспринималось как приметы духовного обновления жизни страны.
В поэзии «шестидесятников» усиливалось внимание к неповторимой личности отдельного человека, к его внутреннему «Я». Эту тему блестяще раскрывает Е. Евтушенко в стихотворении «Людей неинтересных в мире нет…» :
Людей неинтересных в мире нет. Их судьбы — как истории планет. У каждой всё особое, своё, и нет планет, похожих на неё. А если кто-то незаметно жил и с этой незаметностью дружил, он интересен был среди людей самой неинтересностью своей. У каждого — свой тайный личный мир. Есть в мире этом самый лучший миг. Есть в мире этом самый страшный час, но это всё неведомо для нас …Спад популярности поэзии «шестидесятников» исследователи связывают с обманутыми ожиданиями в обществе, в котором всё больше проявлялись разочарованность и апатия.
В это же время продолжает развиваться так называемая «тихая лирика» . Это литературное направление критики противопоставляли «шумной», «эстрадной» поэзии. Среди «тихих лириков» заслуженную популярность завоевали такие поэты, как Виктор Боков, Василий Фёдоров, Алексей Прасолов, Владимир Соколов, Анатолий Жигулин и другие, а также уже хорошо известный вам Николай Рубцов . «Тихие лирики» — мастера в создании пейзажа. Словесное рисование состояния человека и природы, их органичное слияние составляют основу этого направления поэзии:
О, Родина! В неярком блеске Я взором трепетным ловлю Твои просёлки, перелески — Всё, что без памяти люблю… А. Жигулин («Родина» )В 1950-1990-е годы на страницах многих литературных журналов появляются произведения писателей послевоенного поколения. Переосмысление опыта предшественников, а также современная действительность, разворачивающаяся на глазах писателей, оказались в центре внимания Фёдора Абрамова, Юрия Казакова, Виктора Астафьева, Василия Белова, Василия Шукшина, Валентина Распутина, Юрия Трифонова, Даниила Гранина и многих других. В литературе происходит чёткое разделение на «городскую» и «деревенскую» прозу.
Так, одним из самых значительных и масштабных явлений в литературе второй половины ХХ века стала деревен-ская проза . Это литературное направление было сформировано единством темы: судьба русской деревни, русский характер в ситуации ломки извечного национального уклада жизни. Героями произведений Виктора Астафьева, Фёдора Абрамова, Владимира Солоухина, Валентина Распутина, Василия Шукшина и других стали люди уходящего ХХ века — обычные старики и старухи русских сёл. Писатели-«деревенщики» в своих произведениях размышляли о гордости и достоинстве простого человека из народа, с болью рассказывали, как время девальвирует настоящие ценности деревенского мира, анализировали, почему русское село, перенёсшее все тяготы и бедствия коллективизации, войн, теряет свой обычный, устоявшийся в веках уклад.
Драматическое положение человека в деревне, которая отвергает патриархальные, устаревшие нормы жизни и не воспринимает новые, исследует в своих рассказах Василий Шукшин . «Меня больше интересует история души, и ради её выявления я сознательно много опускаю из внешней жизни того человека, чья душа меня волнует… Жизнь души человека — потаённая дума его, боль, надежда…» — так определял задачи своего творчества Шукшин. По своей повести «Калина красная» писатель поставил фильм и сыграл в нём главную роль. В рассказе «Кляуза» В. Шукшина звучит главный вопрос деревенской прозы: «Что с нами происходит?» .
Трагичнее всего свой взгляд на деревню представил Валентин Распутин в повести «Прощание с Матёрой» . В этом произведении писатель констатирует, что с затоплением деревни Матёра исчезает, уходит в небытие и деревенский Дом как таковой. Автор показывает прощание жителей Матёры со своим Домом, в котором были прожиты даже не десятилетия, а столетия, грусть по родной Земле, русской деревенской цивилизации.
По сути, «Прощание с Матёрой» символично завершает деревенскую прозу русской литературы: с исчезновением Матёры уходит и деревенская тема.
Одной из тем, активно разрабатываемых в литературе того времени, становится тема сталинских репрессий и лагерей . Помимо А.И. Солженицына, свои свидетельства об этом оставили читателям Евгения Гинзбург («Крутой маршрут» ), Варлам Шаламов («Колымские рассказы» ), Георгий Владимов («Верный Руслан» ), Анатолий Рыбаков («Дети Арбата» ), Юрий Домбровский («Хранитель древностей», «Факультет ненужных вещей» ) и многие другие.
Благодаря произведениям Ивана Ефремова («Туманность Андромеды», «Лезвие бритвы», «Час Быка» ), Александра Казанцева («Внуки Марса» ), братьев Аркадия и Бориса Стругацких («Трудно быть богом», «Понедельник начинается в субботу», «Обитаемый остров», «Пикник на обочине», «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя» и др.) развивается жанр научной и социальной фантастики . Миллионы людей зачитывались этими произведениями, открывали для себя «другие миры» и рассуждали о законах эволюции и об историческом прогрессе.
Городская тема в литературе во всём своём разнообразии раскрылась в произведениях Сергея Довлатова, Владимира Маканина, Вячеслава Пьецуха и других.
В рамках городской темы проявляется и женская проза , связанная с появлением таких имён, как Татьяна Толстая, Виктория Нарбекова и других.
Тематическим и жанровым разнообразием отличается и драматургия 50-90-х годов ХХ столетия . В 1954 году на Втором съезде советских писателей украинский драматург Александр Корнейчук призвал своих коллег «писать правду жизни», «видеть её трудности, её противоречия, её конфликты, правдиво и честно отражать их в своих произведениях…». В драматических произведениях, пожалуй, впервые открыто поднимались «запретные» прежде темы. В пьесах Алексея Арбузова, Виктора Розова, Александра Володина и других рассказывалось о демагогах-руководителях, об исключении из партии, об отстранении от любимого дела по идеологическим мотивам, раскрывалась психология действий героя. Однако литературная критика не сразу приняла такой интерес драматургов к внутреннему миру человека. «Жизнь души» стала также главной темой в творчестве Александра Вампилова . В пьесах «Старший сын» , «Утиная охота» , «Прошлым летом в Чулимске» и других писатель раскрывал важные проблемы «поиска себя» в жизни «маленького человека» в период растущего разочарования и отчуждения. Размышления о добре и зле, о верности и любви, нашедшие своё отражение в произведениях А. Вампилова, остаются актуальными и сегодня. Не случайно его пьесы по-прежнему с успехом ставят на сценах различных театров.
Вслед за А. Вампиловым в драматургию пришли тематически близкие его творчеству авторы, такие как Людмила Петрушевская, Михаил Рощин, Александр Галин, Людмила Разумовская и другие, которые в своих пьесах разрабатывали сложные моральные проблемы, отражали «нравственно-заострённое» ощущение жизни.
Со второй половины 50-х годов в литературе появилась и быстро распространялась авторская песня . Это музыкально-поэтическое направление, предполагающее исполнение автором, обычно под гитару, собственных произведений, было особенно популярным среди молодёжи. Авторская песня стала символом альтернативной культуры. Она соединяла в себе высокую поэзию и устную традицию (городской романс, притчу, балладу и даже анекдот).
Каждый из бардов по-своему передавал свой особый художественный мир. Среди первых таких авторов-исполнителей наибольшую популярность получили Юрий Визбор, Александр Городницкий, Юлий Ким, Новелла Матвеева и, конечно же, Булат Окуджава , которого принято считать родоначальником авторской песни. Булат Окуджава называл свои произведения не песнями, а просто стихами. Глубокий лиризм и одухотворённость, раздумья и ирония слились в поэзии Окуджавы. Поэта называли «певцом арбатского двора», который стремительно уходил в прошлое, как таяли и надежды, связанные с «оттепелью». Материал с сайта
Песни Окуджавы пели везде: в походе и просто у костра, на домашних посиделках и на концертах самодеятельности. Булат Окуджава так объяснял значение своего творчества: «Музыка укрепляет воздействие поэзии. И круг интересующихся ею разрастается, поэзия расходится шире. Поэзия под аккомпанемент стала противовесом развлекательной эстрадной песне, бездуховному искусству, имитации чувств. Она писалась думающими людьми для думающих людей. (…) Авторская песня — это серьёзные раздумья о жизни человека, может быть, трагические, может быть, острые» .
В начале 60-х годов в авторскую песню пришёл и Александр Галич , поэт, принятый интеллигенцией и гонимый властью, запрещённый цензурой и печатавшийся в «самиздате». Галич не столько пел, сколько декламировал свои произведения, с помощью музыки создавал настоящее маленькое театрализованное действо, выходившие за рамки исполнения песен под гитару. Его песни называли полифонией эпохи. В них лирика смешана с фарсом.
Старательский вальсок Мы давно называемся взрослыми И не платим мальчишеству дань, И за кладом на сказочном острове Не стремимся мы в дальнюю даль. Ни в пустыню, ни к полюсу холода, Ни на катере …к этакой матери. Но поскольку молчание — золото, То и мы, безусловно, старатели. Промолчи — попадёшь в богачи! Промолчи, промолчи, промолчи! И не веря ни сердцу, ни разуму, Для надёжности спрятав глаза, Сколько раз мы молчали по-разному, Но не против, конечно, а за! Где теперь крикуны и печальники?…Александр Галич создавал свои песни, полные горечи, сарказма и боли за простого человека. Они широко распространялись благодаря магнитофонным записям и были противостоянием советскому официозу. Многие его произведения были посвящены проблеме взаимоотношения человека и власти, что стало причиной гонений, запретов и вынужденной эмиграции.
Песенное творчество Владимира Высоцкого — яркое явление «неофициальной» жизни эпохи «застоя» — отражало мысли и чувства простого человека. «Энциклопедией советской жизни» называют песни Высоцкого. О самых злобо-дневных проблемах поэт в своих произведениях рассказывал очень точно и без ложного пафоса, поэтому находил отклики у миллионов людей. Записи концертов В. Высоцкого тиражировались на плёнках и передавались из рук в руки. Во многих его произведениях можно было легко увидеть скрытый социальный подтекст, протест против неприглядных сторон советской действительности, например, как в знаменитой «Охоте на волков» .
В одном из интервью В. Высоцкий так объяснял, что такое авторская песня: «…тут будет стоять перед вами весь вечер один человек с гитарой, глаза в глаза… И расчёт в авторской песне только на одно — на то, что нас беспокоят точно так же, как и меня, те же проблемы, судьбы человеческие, одни и те же мысли» .
В песнях Виктора Цоя («Перемен!» , «Война» , «Группа крови» и др.) пронзительно звучала тема тоски о несбывшихся надеждах и одиночества:
Перемен! — требуют наши сердца. Перемен! — требуют наши глаза. В нашем смехе и в наших слезах, И в пульсации вен: «Перемен! Мы ждём перемен!»Другой поэт-песенник — Игорь Тальков — говорил о В. Цое: “Земля — Небо. Между Землей и Небом — война”, — спев одну эту строчку, Виктор Цой мог уже больше ничего не петь. Он сказал всё. Просто и гениально».
События 90-х годов ХХ столетия с его подъёмом и разочарованиями, открывшимися перспективами, начавшимися демократическими процессами поставили литературу перед лицом новых драматических перемен и социальных контрастов. К читателям приходили новые имена и произведения…
Таким образом, в литературе 50-90-х годов через многообразие её направлений и имён в полной мере нашли отражение все многочисленные перемены, надежды и разочарования, характерные для того времени.
Предлагаем вам, читая произведения, написанные в этот период, задуматься над строками Анны Ахматовой из «Поэмы без героя» и решить для себя вопрос,
Как в прошедшем грядущее зреет, Так в грядущем прошлое тлеет…
